– А если серьезно, то меня беспокоят мои сны. За два месяца мне раз десять снился Япет. Это обычные сны, не кошмары. Но они выглядят как будто это, правда, происходило со мной. И это меня беспокоит.

– Леш, сны продукты нашего сознания и подсознания. А твое сознание, пока ты находился в тяжелом состоянии, было на именно Япете. Пускай всего этого не было на самом деле. Ты все это пережил. Помнишь, мы слушали записи, как ты кричал, когда там, в бреду упал в пещеру. Для твоего сознания ты, правда, был там, и у тебя правда болела нога. И теперь сознание невозбранно использует этот материал в ходе конструирования сновидений, это нормально.

– Но это пугает.

– Ты пережил то, что мало кому удавалось, и вылечился. Кто знает, может именно твой случай позволит нам понять, как работает мозг в таком состоянии. А пока человечество только приоткрыло эту дверь. Поэтому готовых ответов быть не может, но я считаю, что ничего страшного в этом нет. Особенно учитывая, что они тебя не беспокоят, ничем, кроме содержания.

– Слушай, а долго люди восстанавливаются после таких травм? Когда я смогу быть полноценным человеком?

– Ты уже полноценный человек. Мы вытащили тебя. Что касается тела, то физиотерапевты тебя подлатают. Но врать я тебе не могу, ты, вряд ли когда-нибудь станешь прежним. Слишком тяжелая травма и слишком обширные последствия, но ты среди нас, что уже огромный успех. Не забывай об этом.

– Я просто хочу снова быть собой. Таким как прежде.

– Это невозможно, к сожалению.

– Я понимаю. Просто чувствую, что жизнь стала другой и, когда я долго мучаясь, встаю, наконец, с кровати, то немного… скучаю по Япету. Я скучаю по месту, где никогда не был. Не знаю нормально ли это, но я должен рассказать тебе об этом чувстве.

– Это, конечно, не нормально. Но в твоем случае все не нормально. Даже тот факт, что ты очнулся, уже является отклонением от нормы. – Он не улыбнулся. – Впредь я просил бы тебя обратиться к психологу. У меня есть несколько знакомых, я оставлю тебе их номера телефонов. Но нет смысла держать тебя здесь, все что может дать тебе больница ты получил. Но есть смысл в том, чтобы помочь тебе собрать паззл, что сейчас у тебя в голове. Если ты не хочешь обращаться к другим специалистам, я могу помочь.

– Ты разводишь меня на платный прием?

– Раскусил! – вот тут он, наконец, повеселился. – Если быть честным, я опасаюсь регресса. Серьёзно опасаюсь. Я вижу, как тоска по иллюзии все глубже закрепляется в твоей голове. Ты покинул очень глубокую иллюзию, где был вполне счастлив. И очутился в мире, где ты теперь фактически остался за бортом. Уж прости, что так грубо.

– Справедливо. Но есть одна деталь, в космосе я не был в курсе, что у меня есть сын. Да, теперь я за бортом, но маленький спасательный круг еще держит меня на плаву. Рита не даст мне снова окунуться в бездну. Ну и на тебя уповаю.

Тут зазвонил телефон, он взял трубку и сразу изобразил лицом крайнюю степень мучения. Мы с ним неплохо сдружились, и я знал, что ему часто звонил его отец, бросивший семью, когда парню было тринадцать. А теперь на старости лет он вдруг понял, что отцовства то ему и не хватало всю жизнь. Нерадивый папаша пытался наладить контакт, названивая по многу раз на день. По жестам и резким высказываниям я понял, что разговор затянется и молча вышел из кабинета.

Мне не терпелось позвонить Рите, сказать, что меня выписывают и я, наконец, вернусь домой. Медленно хромая, и громко шаркая, я плелся к своей палате. По дороге меня постоянно мотало из стороны в сторону, словно медведя. К протезу я привык, но атрофия и травма нарушили мою координацию. От меня потребуется посещать кучу различных процедур и усиленно заниматься, чтобы прийти в относительную норму, хотя гарантию полного восстановления никто не дает. Да о чем речь? Ногу ведь не вернуть.

Но сегодня впервые за два месяца я чувствовал себя счастливым. Нет, конечно, успехи в лечении доставляли мне удовольствие. Я радовался своему выздоровлению. Но я затрачивал все силы и преодолевал сильную боль, чтобы вновь овладеть телом, которое без присмотра пылилось полтора года. Поэтому я, заплатив такую цену, не мог искренне радоваться каждому шагу. А выписка была первой радостью, которую я чувствовал без тягот, преодоленных на пути. Определенный этап закончился, дальше будет немного легче.

Я, естественно, очень соскучился по нашему дому за то время, что провел в больнице. Да и сына я видел не более чем три-четыре часа в неделю, чего мне было маловато. Рита показывала мне фотографии маленького Димки, но эти фотографии скорее расстраивали меня, чем радовали. Я видел те моменты, которые пропустил, и злился. Это была бесцельная злоба, мне некого было винить, кроме разве что себя или само мироздание. В тот год со слов Риты как минимум сорок пар экстремалов благополучно прошли эти пороги на таких же лодках что мы, но нам просто не повезло. Просто мы выиграли у теории вероятности, и попали в беду. Хотя думаю, что этими словами, она скорее просто успокаивает меня, скорее всего мой врач рекомендовал ее контролировать меня, чтобы я не зацикливался на чувстве вины.

За два прошедших месяца все ребята по очереди навестили меня. Все они делали вид, что все в порядке, неловко не замечали моей хромоты и старались не видеть шрамов на голове. Все они, в конце концов, признавались мне, что в разное время каждый из них нарушал правила, просто мне не повезло. От пятерых разных человек я выслушал пять разных историй о том, как они вопреки здравому смыслу шли на риск, у которого даже не было цели, важен был лишь процесс.

Единственным, кто не подбодрил меня стандартными фразами, а попытался честно высказаться, оказался Николай:

– Я не буду тебе говорить, что это случайность. – Сразу без лишних прелюдий начал он. – Врач просил не тревожить тебя. Но я должен сказать, ты сам в этом виноват.