«Третчиков не нуждается в защитниках. Не может быть никаких сомнений ни в его способностях, ни в его преданности своей работе. Его жизнь – это живопись. Он думает о ней, мечтает о ней и работает, не покладая рук.

И всё это было бы встречено с восхищением, если бы только он довольствовался работой на чердаке и голодал бы в соответствии со сложившейся у художников традицией. Но в дополнение к таланту художника у него есть и другой дар – он первоклассный бизнесмен, свой собственный импресарио. А это уже непростительно. ‹…›

Человек не перестаёт быть художником лишь потому, что может продать свои картины, равно как и не становится им лишь потому, что ему не удаётся этого сделать. Огромное количество людей, у которых раньше никогда не было картин, покупают репродукции Третчикова. И уже не важно, устанут они от них или нет, но эти люди вошли в новый для себя мир искусства через дверь, открытую Третчиковым».

Последнее замечание Клоета особенно важно для понимания степени популярности нашего героя. Его картины смогли по-настоящему тронуть до глубины души тех, кто, казалось, был максимально далёк от искусства. Простые фермеры, рабочие и представители среднего класса год за годом продолжали скупать репродукции и преданно посещать выставки своего кумира. Больше всего Третчиков ценил именно это неподдельное внимание «простых людей», которое нельзя купить снобистскими рецензиями в газетах.

Поскольку Владимир лично присутствовал на своих выставках, художник порой получал от своих почитателей столько же эмоций, сколько они – от его ярких, буквально вибрирующих красками картин. А отдельные истории и вовсе не оставляют сомнений в истинном таланте Третчикова.

К примеру, один бедный фермер, запустивший свои дела из-за пристрастия к «зелёному змию», обещал жене бросить пагубную привычку, если только она разрешит ему купить «Потерянную орхидею». Он стал первым в череде последующих владельцев картины, и, что самое удивительное, картина помогла сдержать ему своё слово: фермер бросил пить и его дела постепенно пошли в гору.

В другой раз художник получил уникальное предложение от одной английской семьи: супруги строили свой собственный дом и захотели в каждой комнате повесить по одному оригиналу Третчикова. Кроме того, дизайн каждой из комнат подстраивался под конкретную картину, поэтому супруги сначала тщательно отобрали десять полотен – и лишь затем приступили к внутренней отделке дома. Столь экстравагантная прихоть обошлась им в 9500 фунтов, но пара осталась довольна.

Но, пожалуй, самым трогательным признанием в любви к творчеству Третчикова стало посещение одной из его выставок слепым стариком, которого поддерживал за руку кто-то из родственников. После осмотра выставки его подвели к Третчикову и он с улыбкой похвалил художника, отметив, что тот стал рисовать намного лучше прежнего.

«Но как же вы можете сравнивать мои прошлые и нынешние картины?» – удивился Владимир.

«Я бывал на ваших выставках раньше, когда мои глаза ещё видели. Теперь же мой внук рассказывает мне, что нарисовано на ваших картинах, – и я отчётливо их вижу».

Впрочем, обратная сторона широкого народного признания не заставила себя ждать: Владимир узнал, что в Лондоне продаются пиратские копии его постеров и картин, причём на некоторых из них мошенники даже не удосуживаются указывать его имя. Естественно, Третчиков не преминул разобраться с правонарушителями. Но любители лёгкой наживы пошли ещё дальше, выставив на продажу поддельных «Дерущихся петухов» не где-нибудь, а на аукционе Кристи!

Пришлось Третчикову лично вылетать в Лондон, чтобы пролить свет на всю эту ситуацию и уговорить покупателя хотя бы не перепродавать картину дальше. Однако в глубине души Владимир хорошо понимал: появление подделок его работ – тоже своего рода признание. С его подписью или без неё – они находили путь к людским сердцам, а вызываемые ими эмоции объединяли абсолютно разных людей вне зависимости от места их жительства или дохода.

Картины художника объединяли не только людей разных профессий и социального положения. Что намного важнее, в годы жёсткого апартеида его репродукции стали, пожалуй, одним из немногих атрибутов того времени, который можно было увидеть как в домах чёрных, так и в домах белых. После возвращения из США на смену восточной тематике в творчестве Третчикова всё чаще появляются африканские типажи.

Некоторые из них как бы продолжали начатую ещё в Индонезии серию «экзотических портретов», только теперь место действия перенеслось из Азии в Африку. Из-под кисти Третчикова выходят новые лица – старой торговки овощами, африканского мальчика, весело поедающего арбуз, темнокожих девушек аристократичной внешности, чьи взгляды манили не меньшей загадочностью, чем у «Зелёной леди».

Многие из картин новой серии расходятся успешно и пользуются стабильным спросом – в особенности «Девушка из племени Зулу». Однако настоящий «взрыв» общественного мнения и самые противоречивые отзывы вызвала совсем другая картина – «Чёрное и Белое». Нет, её репродукции не стали популярными, и сама по себе она, возможно, уступает по своему исполнению другим работам Третчикова. Однако именно она на короткое время произвела в южноафриканском обществе эффект разорвавшейся бомбы. С полотна на зрителей смотрела молодая девушка, чьё лицо было чётко разделено на две части – чёрную «африканскую» и белую «европейскую». И это в стране, где для двух рас существовали даже разные автобусы и пляжи!

Напрасно Третчиков пытался оправдать свой демарш заявлениями о том, что его искусство вне политики и что главная задумка картины – показать женскую красоту, которая не зависит от цвета кожи. Работа была однозначно воспринята, как осуждение официальной политики страны, а «Британская энциклопедия» даже поместила её на своих страницах как иллюстрацию статьи об апартеиде.

Мог ли Третчиков искренне считать, что его картина не несёт в себе политического подтекста? Сам он до конца своих дней, давая интервью, продолжал придерживаться именно этой точки зрения, но верится в неё всё-таки с трудом. Едва ли взрослый человек, хорошо осведомлённый о ситуации в стране, не понимал, какой призыв увидят в его картине. Но правда и в другом: Третчиков действительно всегда старался держаться вне политики. Возможно, последствия Гражданской войны научили его быть осторожней и не вмешиваться в игры «сильных мира сего». И, быть может, «Чёрное и белое» – единственный случай, когда художник отошёл от своих принципов, но не решился признаться в этом открыто?

Тем временем успех продолжает сопутствовать художнику не только в творческой, но и в частной жизни. В 1960 г. его единственная дочь вышла замуж за итальянца. Видимо, памятуя о магической цифре, которая считалась счастливой как среди итальянцев, так и в семье Третчиковых, молодожёны выбрали дату свадьбы – 13 февраля. А незадолго до бракосочетания дочери Владимир получил эксклюзивное предложение из Лондона: устроить выставку в легендарном магазине Харродс в престижнейшем районе Найтсбридж. Казалось, Фортуна навсегда поселилась в доме русских эмигрантов и уже никогда не покинет его…

И, видимо, чтобы напомнить купающемуся в славе художнику о себе, индонезийские духи гуна-гуна вновь самым жёстким образом вмешиваются в его жизнь.

Как мы уже отмечали, в целом Третчиков спокойно расставался со своими картинами. И хотя портрет Ленки под названием «Красный Пиджак» много лет провисел в его доме, на него тоже однажды нашёлся покупатель. Немного поразмыслив, Третчиков решил расстаться с портретом – уж больно настойчиво его просили, да и предложенная цена была весьма значительной. Но стоило сторонам заключить соглашение, а картине – уехать из дома, как художник на ровной дороге, без каких-либо видимых причин попадает в страшную аварию.