– Но почему ты не вернулся на родину? – неожиданно спросила я, нарушая табу.
Бабушка глянула на меня немного укоризненно.
– Я взял себе имя Митя, – тихо проговорил дедушка, словно не слыша моего вопроса. – В Японии каждый взрослый может взять себе псевдоним, это в порядке вещей. А после смерти почти все получают новые посмертные имена. Они называются каймё. Имя записывают на особой табличке ихай. И она как бы воплощает дух умершего. Митя, конечно, не мое посмертное имя. Но ведь меня похоронят на местном кладбище именно под этим именем.
Дед замолчал, о чем-то глубоко задумавшись. Я подошла к нему и потянула за рукав.
– Деда, но почему ты не вернулся обратно?
Он глянул как бы сквозь меня, потом встал и вышел из гостиной, пробормотав, что ему нужно кое-что взять во дворе.
– Таня! – сказала бабушка. – Не приставай ты со своими расспросами! Захочет Митя, сам тебе расскажет, что сочтет нужным. Такой уж у него характер. А не вернулся он потому, что родом из Нагасаки и все его родные погибли девятого августа во время атомной бомбежки.
– Понятно, – тихо ответила я. – Ужас какой!
– И потом, удивляюсь я твоим расспросам, внученька! – добавила она, улыбнувшись. – Никогда тебя семейная история не интересовала.
– Просто в Токио я почувствовала себя японкой, – ответила я. – Меня многие за нее и принимали.
– Да, я заметила, что ты неуловимо изменилась. Но деда не доставай, а то знаю я твой настырный характер!
Легли мы поздно, но я долго не могла уснуть и лежала в темноте, прислушиваясь к шорохам старого дома. Тимофей, не желая уступать свое место, свернулся у меня под боком и периодически начинал громко мурлыкать. Вдруг раздался какой-то тихий стук, и из гостиной появился дед. Он осторожно пробрался к двери и вышел на улицу. Я подождала какое-то время и, накинув махровый халат, отправилась за ним.
Дед сидел на крыльце и курил, по своему обыкновению, трубку. Полная луна, висящая над крышей сарая, заливала окрестности мягким серебристым светом. Табачный дым плыл белыми тающими завитками. Его тонкий аромат смешивался с сильным сладким запахом раскрытых в темноту, словно белые звезды, цветов табака, росших под окнами. Я села рядом и с трудом сдержала зевок. Дед оторвался от созерцания луны и повернул ко мне голову.
– Я тоже в лунные ночи плохо сплю, – сказал он. – Эта крыша сарая похожа на вершину горы, и луна над ней дополняет картину.
«И правда похожа, – подумала я, посмотрев на сарай, – практически вершина Фудзи».
– Есть красивая легенда о названии горы Фудзи, – словно читая мои мысли, сказал дед.
– Расскажи!
– О, она очень длинная! – улыбнулся дед. – Не думал, что и сейчас ты будешь приставать ко мне с просьбами рассказывать сказки.
– Буду! Ну расскажи, деда! Хотя бы вкратце.
– Хорошо, слушай. В полнолуние гуляла дочь Лунного царя по лунному саду, оступилась и упала на Землю, в густые заросли молодого бамбука. Лунная царевна была ростом меньше рисового зернышка. Она попала в полый бамбуковый стебель и осталась там до утра. Ее нашел бедный старик по прозвищу Такэтори – «Тот, кто добывает бамбук». И вырастил в своей лачуге. Она превратилась в девушку необычайной красоты. Прозвали ее Лунная дева Кагуя-химэ.