– И какая же ты стала красавица!

Мы зашли в ворота вслед за заехавшим «Москвичом». Я увидела, что отец достает из багажника сумки, а дед спешит ко мне.

– Ты только посмотри, Митя, – радостно заговорила бабушка, – Таня просто красавица! Ее и не узнать!

– Что ты, Шура! – улыбнулся дед. – Она всегда у нас такой была! Ты просто забыла!

Он подошел ко мне и осторожно поцеловал в щеку, едва коснувшись губами.

– Комбанва, – неожиданно для себя поздоровалась я по-японски.

Это означало «добрый вечер».

– Добрый, добрый, – машинально сказал дед и вдруг замер, глядя на меня широко открытыми глазами.

– Таня! – не менее его изумилась бабушка. – Ах да, мама говорила, что ты жила в Токио.

– Ты мне все подробно расскажешь, – улыбнулся дед.

И я заметила, что его желтоватые щеки покраснели.

«Интересно, а как на самом деле его зовут? – отчего-то подумала я. – Может, Митихиро?»

Так звали одного моего японского друга, с которым я познакомилась в Токио.

– Ну, вы так и будете во дворе стоять? – спросил отец.

Он закрыл гараж и шел к нам.

– Ох, чего это я! – тут же захлопотала бабушка. – Милости просим!

В доме ничего не изменилось. Из маленькой веранды, густо оплетенной плющом, заставленной внутри какими-то сундуками, корзинами, мешками, я вошла в довольно большую комнату, которую бабушка использовала как столовую, когда собиралось много гостей. Слева от входа была дверь в гостиную, а из нее можно было попасть в маленькую спальню. Справа в углу столовой находилась большая русская печь, и за ней располагалась кухня. По другую сторону в закутке возле печи всегда стоял топчан, и я очень любила на нем спать. Это было мое законное место. Я, увидев, что все осталось без изменений, тут же направилась к топчану и поставила свою сумку сбоку в узкое пространство между ним и небольшим книжным шкафом. Маленькое бра с матовым стеклянным плафоном, треснувшим с краю, все так же висело на стене возле шкафа. Я вспомнила, как любила читать по ночам под этим бра, когда все уже давно спали.

– Ага! – рассмеялась бабушка. – Танюшка, как кошка, сразу на свое место. Только оно Тимофеем занято, так что сами договаривайтесь.

Я погладила незнакомого мне, огромного рыжего и невозмутимого кота, важно лежащего на одной из подушечек, заполняющих топчан. Он глянул на меня круглыми зелеными глазами и не шевельнулся. Только кончик пушистого хвоста слегка дрогнул, но Тимофею было, видимо, лень шевелить даже хвостом. Он положил крупную голову на вытянутые лапы и, вздохнув, прикрыл глаза.

– Ничего, нам тут места и двоим хватит, – улыбнулась я, почесывая его за ушами.