Почему-то Алекс заволновался, как на экзамене. Поводов для нервов, казалось бы, и быть не должно, всё идёт так, что лучше и не придумать. Но почему-то сердце словно провалилось куда-то в область желудка, создав в животе ощущение то ли пустоты, то ли, наоборот, чего-то непонятного. «Зачем это я понадобился герру Шварцу?», – думал Алекс, пока вежливо давал согласие Шварцу-младшему и пока они пробирались сквозь группки оживлённо беседующих людей к креслу, в котором сидел гроза концерна.
Он был старым и выглядел соответственно: обвисшая морщинистая кожа с пигментными пятнами, спина, видимо когда-то бывшая прямой, ссутулилась и как-то поникла. Но волосы, совершенно седые, были коротко подстрижены вполне современно и по-деловому, а глубоко сидящие карие глаза внимательно рассматривали собеседника. Он первый протянул подошедшему Алексу руку, и тот поразился силе рукопожатия сидящего старика. Рука, хоть и сухая, морщинистая и пятнистая, была, тем не менее, сильной рукой уверенного в себе человека. «Надо же, как отличаются отец и сын», – сразу же подумал Алекс, одновременно вежливо наклоняя голову в приветствии.
Они действительно отличались. Если Шварц-старший выглядел, несмотря на возраст, подтянуто, то Шварц-младший казался толстым, не сбитым, а каким-то рыхлым. Тоже карие глаза его смотрели не жёстко, в упор, как смотрел герр Конрад, а как будто слегка неустойчиво, не то чтобы бегающе, а вроде как «убегаючи». Они как бы отклонялись от вашего лица и вновь возвращались, словно Шварц-младший усилием воли заставлял их смотреть на собеседника.
Алекс как-то слышал, что Шварц-младший хотел вместо папы стать членом правления, но из этого ничего не получилось. Шварц-старший пресёк это дело в корне. Более того, он провёл через правление решение, согласно которому владельцы акций могли стать членами правления, только если наберут 100 % голосов в свою поддержку. Поговаривали, что Шварц-старший сделал это специально, чтобы не допустить своего отпрыска к управлению концерном, акции которого сынок, конечно же, унаследует от отца. До этого момента Алекс думал, что это отец-самодур притесняет своего ребёнка. Но теперь, глядя на обоих, он решил, что, должно быть, герр Конрад не так уж и неправ.
– Присядьте, молодой человек. – Голос, хоть и со старческими модуляциями, оказался, однако, довольно звучным и весьма властным.
Алекс, пробормотав: «Благодарю вас», заозирался в поисках стула.
Обнаружив неподалёку ещё одно кресло, он подтащил его поближе для удобства беседы. Шварц-младший устроился на стуле за спиной отца.
– Ну, вас уже, наверное, поздравили все? Я тоже рад окончанию строительства, но пригласил вас не за этим.
Алекс не успел ни удивиться, ни ответить, как старик продолжил:
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о вашей семье. Кто ваши родители? Откуда вы?
И тут Алекс удивился сполна. На всякий случай он обтекаемо ответил, что все данные есть в его личном деле.
– Я знаю! – Старик рассердился. – Я сам просматривал ваше дело, когда мы принимали решение пригласить вас. Я знаю, что там написано. Но там не написано, что вы – вылитая копия одного человека, которого я знал в молодости! Это было до войны. Расскажите мне о ваших предках!
«Ничего себе, до войны…» – Алекс слегка растерялся. К такому вопросу он оказался не готов. Но чёрные глаза герра Конрада смотрели так настойчиво, что поневоле приходилось отвечать. Тем более что ему никуда не надо было спешить, его не ждали в больнице у тестя, и его даже не ждала дома Соня.
И он начал рассказывать.
5
Длинной истории не получилось.
Мама – Алина Матвеевна, в девичестве Попова, была из Поповых, с каких-то очень давних времён проживавших в Северном. Село на реке Тартас основано, если верить хроникам, в 1727 году купцом Ерофеем Дорофеевым. Бабушка – Аглая Петровна, была в девичестве Дорофеева. В семье ходила легенда, что тот самый Дорофеев был её прямым пра-пра-предком. А первый Попов пришёл сюда вместе с купцом, да так и прижился.
Саша в легенду верил и даже гордился ею. Шутка ли, не каждого рода история тянется едва не на триста лет.
Потому-то с маминой родни он и начал рассказ.
У мамы было какое-то невероятное количество родных, двоюродных и троюродных братьев и сестёр, которые приходились маленькому Саше дядями и тётями. С ними нужно было вежливо здороваться, когда они приезжали на семейные торжества в село. Тогда ещё были живы и дедушка Матвей – Матвей Степанович Попов, и бабушка Аглая. Во дворе собирался большой стол, и взрослые, сидя за этим столом, до вечера пели бесконечно грустные песни про любовь.