1

Рано утром комиссар Арресьядо припарковал машину в третьем ряду у дома номер двести пять на проспекте Аргентинской Республики.

Затяжной, дьявольский, выматывающий душу дождь и не думал прекращаться.

Мертвых священников становилось все больше.

На рождественские каникулы особенно рассчитывать не приходилось.

Выйдя из машины, комиссар прошел мимо полицейских фургонов и немногих зевак, рассеянно отвечая на приветствия затянутых в форму патрульных.

У подъезда его ждал молодой человек со значком известной газеты на лацкане пиджака, старательно прикрывавший от дождя дорогую камеру.

– Прошу прощения, вы комиссар Арресьядо?

– Да.

– Мне велели спросить у вас разрешение… Нельзя ли сделать несколько снимков на месте преступления? Это займет не больше минуты.

– А может, лучше я сниму твою мамашу голой?

– …

– Ладно, дай знать, если надумаешь.

Комиссар зашел в подъезд. Немолодой полицейский, дежуривший у лифта, молча проводил его на четвертый этаж. Он давно знал комиссара. Знал, каким тот бывает грубым, агрессивным, неуживчивым, как ухлестывает за каждой юбкой, как отвратительно обращается с подчиненными, но всегда прикрывает их, если надо. Одни считали его леваком, навечно оставшимся в семидесятых, другие – фашистом старой выделки. Кто знает. В любом случае это был не тот человек, с которым стоит затевать разговоры в лифте.

Инспектор Романа Бенарке ждала у входа в квартиру.

Вместо приветствия комиссар уставился на ее грудь под бордовым пальто, туго обтянутую черной водолазкой.