Я присела рядом с ним, погладила морду. Услышала тихий скулеж, наклонилась, обняла его и заплакала.

– Прости-прости, милый, – шептала на ухо. – Не выходит из меня видящей… ни помочь, ни даже не мешать, ничего не могу… пустышка я, а не вершитель…

Череп открыл мутные глаза, лизнул мое соленое лицо. Попытался встать, да я не дала, придержала.

– Полежи, малыш. Сейчас кто-нибудь к тебе придет, поможет.

Однако время шло, но никто к арме не подходил.

– Чара! – не вынесла я. – Помоги Черепу. Ему больно!

Она замерла, а потом повернулась на крик, увидела, кто ее звал, и метнулась ко мне.

– Ему больно, – повторила я, глядя в ее прищуренные от злобы глаза. – Помоги.

– Что было нужно, я сделала, дальше только он сам. А ты не смей приказывать мне. Ты… – медленно проговорила она. – Ты… ты…

– Ну что я? – устало выпрямилась я. – Скажи, Чара, ты ведь хочешь. Давно хочешь.

– Да ты… – кипела она. – Если бы не ты, он не пошел бы на них один. Не сунулся бы без видящей, дождался бы подкрепления.

У меня сжалось сердце, загорели от слез глаза, но я упрямо подняла подбородок и ответила:

– Это не моя вина. Никто не спрашивал, хочу ли я быть видящей.

– Конечно! Да лучше бы он…

Но она не успела договорить. Отчаянный крик заставил ее заткнуться, а меня пошатнуться.

– Лиза!

В тот момент в меня, наверное, вселился чуждый, не иначе. Ведь я сумела прорваться сквозь кордон здоровых воителей, отпихнуть чистильщиков и искусников, упасть на колени рядом с Каратом.

– Я здесь!

Он выглядел ужасно: лицо белое, одни глаза горят да губы в крови. Он весь в крови.

– Лиза.