– Ну, ладно. Это переводит его послание из разряда странно старомодных в категорию романтических. И что дальше?

– Он спросил, не могу ли я прийти, посмотреть его работы.

– Вот прямо так и сказал: приходи посмотреть мои работы! – Она вернула мне конверт. – Можно подумать, ты не понимаешь, что у него на уме – обнимашки и все такое.

– Ну, да, это читается между строк.

– Кто бы сомневался. Ну что ж, желаю хорошо развлечься.

Я бы с большим желанием пошла в студию к Эвану, если бы речь шла просто о свидании. Мы уже однажды целовались, и я была не прочь повторить. Мои колебания объяснялись просто: я не знала, как восприму его творчество. Могло оказаться, что его работы мне не понравятся, или, что еще хуже, оставят меня равнодушной. Легко рассуждать о том, что следует воспринимать художника отдельно от его творений, но это не так просто, когда и художник, и его скульптуры стоят прямо перед тобой. Если вежливо промямлить: «Да… действительно интересно», то это может завести наши отношения в тупик, и тогда уж точно будет не до поцелуев.

Казалось, нервы гудели у меня под кожей. Я стояла перед дверью в студию Эвана, глядя на черных птиц, садящихся на деревья. Листва теперь в основном отливала золотом, зеленых листьев осталось мало. Запах влажной земли напоминал о неотвратимости грядущей зимы.

Я постучала.

– Имоджен! Проходи. – Волосы его были взъерошены, руки вымазаны сажей и маслом. Он приобнял меня в знак приветствия, и я вдохнула запах каленого металла, въевшийся в его кожу. – Хочешь, чтобы я устроил тебе экскурсию по студии, или сама все посмотришь?

– Лучше сама сначала осмотрюсь, спасибо.

Ну вот, так мне не придется беспокоиться о том, чтобы держать лицо, если мне не понравится то, что я увижу.

– Да, пожалуйста. – Он отступил на шаг.

Передо мной был настоящий лес, но из металла! Деревья из металлических прутов и проволоки вздымали ветви высоко вверх, словно земля обжигала их, и они стремились пустить корни в небе. В них было что-то почти человеческое – ветви простирались, словно руки, стволы были изящны, как фигуры танцоров.

Металл был местами затемнен, а где-то раскрашен. Но это была не тусклая темнота железа, но другие, более сочные тона – все богатство оттенков серебра и меди, бронзы и латуни. Некоторые части скульптур были покрыты ржавчиной, другие, напротив, отполированы до блеска. Я медленно шла среди деревьев, затаив дыхание, обходила их со всех сторон, чтобы рассмотреть все детали. Пальцы ныли от желания прикоснуться.

– Прости, – сказал Эван. – Не хотел тебе мешать. В общем, я не собирался спрашивать, но я, правда, должен знать. Что ты о них думаешь?

От их вида у меня сжималось сердце.

– Они прекрасны! Такие одинокие и в то же время притягательные, зовущие. Как настоящий лес.

Я увидела, как его напряжение спадает.

– Я переволновался, – сказал он. – Встал пораньше, чтобы поработать, трудился как проклятый, но ничего путного за весь день так и не сделал.

Я никому ничего своего не показывал… с тех самых пор, как… – Он замолчал и отвел глаза. – Прости. В любом случае, ты первый человек, который это увидел.