Она подняла руку, хотела взять бумаги, но не дотянулась, ее рука опустилась на стол и стала как-то мелко подрагивать.

— Что это? — хрипло прошептала дона Изабелла. В принципе если она когда-либо этот листочек видела, то могла догадаться и сама, тем более что даже на наружной его части красовалась характерная закорючка подписи местного нотариуса. — Это то, о чем я думаю?

— Да.

Она дрожащими руками взяла сверток, стянула шелковую нить, развернула, нервно откинула вуаль и быстро пробежала глазами текст, затем медленно прочла еще раз и прижала бумагу к груди. Из ее красных, опухших глаз медленно скатилась слеза.

— Откуда он у тебя? — Голос был тихим и дрожащим.

— Нашел.

— Где? — Выражение лица медленно стало меняться, глаза распахивались все шире и стали большими и круглыми, как пиастр.

— На дороге. Вчера разминал лошадь на выездке. Смотрю — лежит. И вот… — Я развел руками.

— Ты хочешь сказать, что прямо на дороге просто так валялось двадцать тысяч серебром?! — К бесконечному удивлению на лице прибавилась гримаса недоверия.

— Ну да. Просто так.

— А сеньор Аугусто…

— Прости, дона Изабелла, не упоминай этого имени. Этот человек больше никогда не придет к тебе и не побеспокоит. Слово дворянина.

Ее глаза сузились, а лицо стало чрезвычайно серьезным. Несколько минут Изабелла сидела молча.

— Я верю тебе, дон Микаэль. — Сейчас ее эмоции читались, как в открытой книге. Девочка, воспитанная в благородном семействе; женщина, десять лет безраздельно правившая феодом супруга, который занимался чем угодно, только не хозяйством; владетельница, слово которой всегда было бесспорно, — неожиданно попала под такой шоковый пресс, который уничтожил привычное мировоззрение и нарушил душевное равновесие. И было в грядущем только два пути: лечь подстилкой под мразь, которая всю оставшуюся жизнь будет вытирать о нее ноги, или идти нищенкой в мир. И все это — за дела, к коим лично она не имела никакого отношения. Но вдруг пришло спасение, пришло оттуда, откуда никто и ждать не мог. — И… что ты за это хочешь?

— Дружбу.

— Что, прости?

— Просто дружбу.

— Это — безусловно. Но ты не представляешь, что для меня сделал. У меня сейчас есть всего одиннадцать тысяч. Оставшуюся часть платежа готова буду внести через месяц.

— Сеньора. Ты не поняла. Этот документ, — кивнул на бумагу, прижатую к груди, — теперь моя собственность. И я дарю его тебе!

— Но я не могу принять такой подарок, здесь затронута честь семьи…