– Я специально «собак» заманивал… У меня – ополчений… Пять муджахед…
Договорить ему не дали – прибежал дозорный из хаттабовского охранения:
– Эмир, «собаки»! Много! На бэтээр!
Хамзат щелкнул кинжалом – достал-убрал, потом по-чеченски спросил старосту, из какого он тейпа. Услышав в ответ, что из Аллероя, быстро перерезал горло безвольно упавшему к его ногам старику. А потом они вместе с хаттабовцами, но на почтительном расстоянии, двинулись в горы…
Конечно, староста ждал федералов и повесил флаг, изменивший цвет за десятилетие в чулане, как знак своей лояльности – чтобы зачищали помягче. Флаг был стремный, на нем было написано: «Пионерская дружина имени Николая Гикало. Будь готов!» Но другого у старосты не было… Однако до федералов в село случайно забрели хаттабовцы – вместе с эмиром. На странную тряпку они никакого внимания не обратили – висит и висит… Мало ли…
…Уходя от того злополучного села в горы, Хаттаб оценил решительность подтянутого командира-чеченца. Оценил также молитву Хамзата над телом убитого араба и жестокость расправы над старостой. При этом Хаттаб понимал, что доля ответственности за «инцидент» лежит и на нем самом: как же это его люди не заметили флага с Лениным? Когда они ушли уже достаточно далеко от федералов, Хаттаб на первом же привале проверил «командирскую зрелость» Хамзата – выдал ему муджахедов из проштрафившегося охранения, благо оно состояло в основном из чеченцев:
– Сам решай, что с ними делать. Тебя не заметили – могли и собак пропустить.
Хамзат крови не жаждал:
– Эмир, отдай их в мой отряд – на перевоспитание.
И эту разумность Хаттаб оценил тоже… Так и получилось, что Хамзат со своим отрядом «прибился» к «черному арабу». И не пожалел – честно говоря, Радуев со своей «армией генерала Дудаева» давно надоел Хамза-ту своим бессмысленным политиканством. Салман хаотично мотался по Гудермесскому району и брал на себя ответственность за теракты чуть ли не в Индонезии… С Хаттабом было интереснее заниматься «экстремальным горным туризмом». Правда, в Питер Хамзат полетел еще по радуевским завязкам, ну, и результат вояжа был соответствующим. Такие люди, как «дядя Исмаил», Салмана открыто клоуном еще не называли, но под разными предлогами денег уже старались не давать… «Черный араб» отпустил тогда Хамзата с уговором, что он вернется не позднее 28 февраля. Встретиться договорились под Улус-Кертом.
Конечно, этого не могли знать ни Примаков, ни Самохвалов, ни тем более генерал Иванцов, но в принятии решения на прорыв именно под Улус-Кертом основную роль сыграла та самая карта погибшего начальника штаба батальона «вэвэшников», которую добыл Хамзат. Цепь случайностей, которых никто не мог предугадать: боевики не знали, что офицер погиб как раз, когда ехал за получением боевой задачи – поэтому-то его карта и оказалась еще «полупустой». На ней были лишь какие-то собственные пометки начштаба, без привязки к замыслам командования – поэтому ничего стратегического хаттабовцы в ней не нашли. Но так уж вышло, что разные дороги начштаба помечал – то звездочкой, то крестиком, то кружочком, и лишь дорога через перевал Исты-Корт (с развилками) не была помечена никак. Так уж вышло. Поэтому хаттабовцы и решили собираться для прорыва в неприступные горы под Улус-Кертом. А собраться их должно было – до полутоpa тысяч. В роте же Самохвалова насчитывалось чуть больше девяноста человек…
…Капитана Числова Примаков нашел недалеко от пищеблока.
– Здорово, Сережа.
– Здравия желаю, Александр Васильевич!
Примаков достал сигареты, они закурили, помолчали, потом полковник, заметив, что Числов и впрямь производит какое-то странное впечатление, спросил:
– Ну как… похоронил?
– Похоронил…
– Ну… как там мать?
– Тяжко, товарищ полковник.
– Понятно.