Пора начать кампанию в печати по этому вопиющему делу. Россия не может допустить готовящегося в самом скором времени преступления по отношению ее лучших, доблестных сынов…
К следствию привлечены члены Главного комитета офицерского союза, не принимавшие никакого участия в деле… Почему они заключены под стражу? Почему им грозят тоже военно-революционным судом?..
У меня есть еще одна просьба. Я не знаю адресов гг. Вышнеградского, Путилова и других. Семьи заключенных офицеров начинают голодать. Для спасения их нужно собрать и дать комитету Союза офицеров до 300 000 руб… В этом мы, офицеры, более чем заинтересованы.
…Если честная печать не начнет немедленно энергичного разъяснения дела, настойчивого требования правды и справедливости, то через 5–7 дней наши деятели доведут дело до военно-революционного суда с тем, чтобы в несовершенных формах его утопить истину и скрыть весь ход этого дела. Тогда генерал Корнилов вынужден будет широко развить перед судом всю подготовку, все переговоры с лицами и кругами, их участие, чтобы показать русскому народу, с кем он шел, какие истинные цели он преследовал и как в тяжкую минуту он, покинутый всеми, с малым числом офицеров предстал перед спешным судом, чтобы заплатить своею судьбою за гибнущую родину…
Подпись:
Стоит ли говорить, что скрытый смысл требования генерала Алексеева был ясно понят теми, кто «боялся скомпрометировать себя», а также и самим Милюковым? Необходимые денежные средства были немедленно собраны Путиловым и другими финансистами, стоявшими за делом Корнилова. В то же время был основан новый печатный орган «Общее дело», сыгравший ключевую роль в кампании прессы согласно предложениям Алексеева. Задачей «Общего дела» была дискредитация меня как главы Временного правительства; в этом издании печатались материалы, имевшие колоссальную ценность для Ленина в его кампании против меня как «предателя революции», который якобы помогал Корнилову и подстрекал его!
Общая картина заговора раскрылась лишь после захвата власти большевиками. Имя генерала Алексеева ни разу не упоминалось ни в одном из документов, относящихся к заговору, и поэтому его соучастие было довольно трудно доказать. Его письмо от 12 сентября я прочитал уже после Октябрьской революции, находясь в подполье и составляя собственный отчет о Корниловском мятеже. Генерал Алексеев был не только выдающимся и проницательным стратегом, но и хитроумным политиком. Он понимал, почему провалилась попытка Ленина захватить власть в июле и почему два месяца спустя почти мгновенно потерпел поражение Корнилов. Ему было ясно: чтобы иметь хоть какие-либо шансы на успех, новому претенденту на власть следует сперва разорвать тесную связь народа с армией, с одной стороны, и с Временным правительством, с другой, опорочив наши идеалы и дискредитировав меня лично. Именно в этом заключалась цель потока клеветы, направленного на меня сторонниками Корнилова, которые рассматривали свое поражение лишь как временное отступление. Нужно ли говорить, что все, сказанное ими обо мне, лило воду на мельницу другого претендента на диктаторскую власть – Ленина. Генерал Алексеев знал, что подобная тактика заставит необразованные массы искать вождей в рядах левых, но это не заботило ни его, ни его приспешников. Перспектива захвата большевиками власти нисколько их не тревожила. Ленин сбросит Керенского – так они рассуждали – и тем самым невольно вымостит путь для «здорового правительства», которое неизбежно придет к власти три-четыре недели спустя[158].
Во время клеветнической кампании против правительства «солидные» газеты порой скатывались до распространения не только компрометирующих слухов и сплетен, но и ложных свидетельств, вроде корниловского, и фальшивых документов. Именно подобные «документы» стали для Ленина, Троцкого, Сталина и прочих теми «свидетельствами», в которых они нуждались, чтобы изобразить меня сторонником Корнилова.
И.С. Шабловский, председатель Чрезвычайной следственной комиссии, в интервью корреспонденту «Русских ведомостей», которое он дал в Москве 4 октября, сказал, что ознакомился с опубликованными материалами по корниловскому делу лишь после того, как вернулся в Москву из Ставки. Отвечая на вопросы журналиста, он между прочим сказал:
«Если даже признать, что опубликованные записки ярко и исчерпывающе обрисовывают роль генерала Корнилова, то все же они касаются исключительно того периода времени, когда генералом Корниловым еще не был предъявлен известный ультиматум Временному правительству. С того времени поведение и мотивы действий генерала Корнилова не находят себе никаких объяснений в опубликованных газетами материалах. Кроме того, и по существу эти материалы не вполне точны. Я мог бы исправить не только отдельные слова и выражения, но и целые показания генерала Алексеева, которые на днях были опубликованы в печати.
Для всестороннего обсуждения всех обстоятельств, предшествовавших известному ультиматуму, следственная комиссия допросила А.Ф. Керенского, который сам пожелал явиться и дать комиссии свои компетентные разъяснения. Возможно, что на днях министр-председатель будет передопрошен». (Я снова предстал перед комиссией 8 октября, но мой подробный и исчерпывающий рассказ об «ультиматуме», конечно, не появился ни в одной газете.)
«Вообще же, – сказал Шабловский в завершение интервью, – весь шум, поднятый опубликованными записками, только мешает правильному течению следствия; в сущности ничего не разъясняя, оглашение данных предварительного следствия ведет к нежелательным кривотолкам, тревожащим общество, и не дает следственной власти спокойно и беспристрастно разрешить тот больной вопрос, который получил историческое название «корниловщины».
В октябре газеты опубликовали официальное заявление Чрезвычайной комиссии, в котором говорилось:
«В различных органах печати в последнее время появились многочисленные сообщения, касающиеся различных обстоятельств дела Корнилова, а также показания лиц, представших перед комиссией. Комиссия считает необходимым заявить, что опубликованные сообщения не исходят ни от комиссии, ни от ее отдельных членов.
С полным пониманием относясь к законному интересу общественности к этому делу, комиссия тем не менее воздерживается от обнародования собранных ею фактов, в целях как можно более полного и объективного расследования.
Работа комиссии по расследованию наиболее важных сторон этого инцидента, включая действия генерала Корнилова против Временного правительства, вскоре будет завершена, и по завершении работы комиссия сделает соответствующее заявление для печати.
Председатель комиссии
Но два этих заявления председателя комиссии не остановили потока лжи и клеветы. «Честная» пресса, поддерживавшая генерала Алексеева, продолжала отравлять общественное сознание, изображая меня политическим шарлатаном и негодяем, а сторонники Ленина с готовностью перепечатывали все это в «Рабочем пути» и других большевистских газетах.
Должен признаться, что был невыносимо измучен этой чудовищной и злобной кампанией. Однако оставалось лишь молча наблюдать[159], как этот яд проникает в умы интеллигенции, солдат и рабочих, подрывая и мой авторитет, и авторитет правительства. На какой-то момент я лишился веры в людскую справедливость. Во время визита в Ставку со мной случился удар, и несколько дней я находился в критическом состоянии. В чувство меня привели слова генерала Духонина: «Керенский, вы не можете, не осмелитесь опустить руки в этот решающий момент. На ваши плечи возложена слишком большая ответственность». Уже через день я снова был на ногах, готовый сражаться с прежней решимостью.
Во время сентябрьского затишья на фронте, когда германское командование увидело, что махинации Ленина в России до сих пор не принесли никаких результатов и что все союзники Германии во главе с Австро-Венгрией подыскивают предлог, чтобы выйти из войны, Берлин в качестве крайней меры решил бросить против России весь свой флот, включая все дредноуты, линкоры, крейсера, эсминцы, подводные лодки, и даже авиацию.