Книги

Ромашковый лес

22
18
20
22
24
26
28
30

Сорока наблюдала за мухой, из последних сил пытающейся дойти до конца своего пути. Насекомое, гуляющее по паутинным ровным кругам, как будто гипнотизировало ее. Очнувшись, сорока хотела воткнуться клювом в паутину и разорвать ее, чтобы уберечь всех, чтобы больше никто не попадался в эту едва заметную ловушку. Но потом она огляделась: кругом между веток растягивались тысячи паутин. Уничтожить все – невозможно. И все-таки ей захотелось спасти хоть одну эту мушку, но когда сорока решилась прервать бессмысленное хождение, муха уже умерла.

Про ожидание

–Фломик, а нарисуй солнышко.

–Пожалуйста!

И на белоснежном листе уже сияло золотым гонгом солнце.

–А теперь…а теперь нарисуй звезды!

–Пожалуйста!

И тут же бумага как бисером покрывалась десятками сверкающих, разбросанных в салютном беспорядке звёздочек.

–Фломик, а разве так бывает?

–Как так?

–Чтобы и солнце, и звёзды красовались на небосклоне одновременно?

–А разве бывает, чтобы фломастер и лист бумаги были лучшими друзьями?

–Мы же дружим, стало быть, бывает.

–Значит и звезды с солнцем тоже бывает. Это ведь наш мир, в нем бывает всё, что нам хочется, чтобы бывало.

–Ты как скажешь! – зашуршал довольно листочек. Он делал так всегда, когда ему было смешно. А фломастер, или – как называл его лучший друг – «фломик» смешил его часто. Им вообще было здорово вместе: они любили одни и те же вещи. Вместе они могли нарисовать самую нереальную картину. Нереальную, не потому что несуществующую, а потому что волшебную. За ними любили наблюдать краски и кисточки, карандаши и ручки, а человек обожал работать с ними двумя, одновременно. Потому что работать с лучшими друзьями – одно удовольствие. Рисунки получаются очень гармоничными.

–Фломик, а нарисуй ромашку!

–Пожалуйста!

Фломик нарисовал ромашку и удовлетворенно поставил на листочке точку.

–Устал я что-то сегодня. Пойду спать уже. Поздно. Завтра дорисуем, ладно?

Лист не мог не согласиться, и отпустил друга в свой уютный стакан. Но он очень насторожился: раньше фломастер было не оторвать от рисования. Он был готов размахивать своим телом из стороны в сторону, оставляя за собой кривые и выпрямленные линии, бесконечно. Он никогда не просился спать первым, игры прекращались только тогда, когда на листе уже не оставалось ни миллиметра свободного места. А сегодня на нем осталось просто возмутительно много пустого поля. Только солнышко, звёзды и ромашка.