Я хотел попросить её налить чаю, но не успел — в дверь постучали.

Это не могли быть наши — они только что уехали, и я ожидал их не раньше, чем часа через три, а то и четыре. Собственно, это вообще не мог быть никто чужой — разве что этот человек каким-то образом преодолел забор.

Перелезть через забор и стучать в дверь?..

— Я открою, ваше сиятельство! — встрепенулась Китти.

— Стой на месте, — приказал я и встал со стула.

К двери подошёл, держась сбоку. Спросил:

— Кто?

Ожидал, конечно, услышать привратника, поэтому крайне удивился, когда услышал Кристину:

— Я. Можешь открыть дверь, чтобы я не стояла на крыльце, как нищенка?

Открывая, я заранее настроил зрение — внутреннее зрение — на пробивание маскировки. Но уже по тому, как решительно Кристина ворвалась в дом, было понятно, что она — это она. Никакого марева, всё по-честному.

— Ты как через забор перебралась? — спросил я.

— Это что — вопрос? — нахмурилась Кристина, сложив руки на груди.

Я смерил взглядом её фигуру в узком лиловом платье до пола и кивнул. Кристина закатила глаза. Рукой в то же время она сделала незаметный жест, и нас накрыла глушилка.

— Знаешь, что я сделала первым делом, когда вчера вернулась в корпус? — спросила Кристина.

— Побила подушку, представляя вместо неё — меня?

— Не побила, а расстреляла, — поправила Кристина, заставив меня вздрогнуть, и, кажется, осталась очень довольна эффектом. — А сразу после — позвонила отцу и попросила выделить человека последить за Нарышкиной.

— Так, — тут же подобрался я. — И что узнали?

— Она ездила в полицию. Потом, с полицейским, была на вокзале, где они, надо полагать, выяснили, что никакой Михаил Пущин не покупал билета на поезд на интересующую их дату.

— Твою-то ж мать! — простонал я.

— Надо было купить билет, — попеняла Кристина. — Это — прокол.