Поразмыслив с полминуты, Лобанов позвонил в дверной звонок соседей участкового Акишкина. Дверь никто не открыл, чему Лобанов не удивился: в будний день в квартирах мало кого застанешь, школьники и студенты на учебе, взрослые на работе, а малых детей отвозят в детские сады, так что с восьми до семнадцати можно не надеяться на то, чтобы застать кого-то дома. И все же он попытал счастья в другой квартире. Вдавив кнопку звонка, он долго слушал, как тот заливается веселой трелью. Лобанов звонил и звонил, пока в квартире, расположенной над пятнадцатой квартирой, не открылась дверь. На лестничную площадку вышел седоватый мужчина, перегнулся через перила и громко крикнул:

– Прекратите ломать домовое имущество! Хотите, чтобы вас милиция забрала?

– Был бы не против, – Лобанов переместился на нижнюю ступеньку лестничного пролета, чтобы видеть говорящего. – По крайней мере, с участковым Акишкиным я бы с удовольствием поболтал.

– Так зачем его соседей тревожить? Звони Акишкину, он наверняка дома. В такое время наш участковый всегда в квартире.

– Я бы с радостью, да вот беда – квартиры под номером тринадцать в этом подъезде не существует, – заметил Лобанов.

– Да ты, видать, с участковым-то не знаком? – догадался мужчина. – Ладно, помогу тебе. Акишкин отдельный вход имеет. Квартира его, как видишь, на первом этаже, вот он и организовал себе отдельный вход в квартиру. Положением служебным воспользовался, разобрал половину стены и вставил в проем дверь. Из соседей никто на него не доносил, так что Акишкин уже десять лет в подъезд не заходит, разве что только по служебной необходимости.

– Хотите сказать, я обойду дом и увижу там дверь в квартиру участкового?

– Все так и будет. Удачи, молодой человек. А в звонок больше не звоните, у меня нервная система чувствительная, второй раз не спущу, милицию вызову. Пусть забирают вас за хулиганство.

– Спасибо за помощь, – поблагодарил Лобанов и вышел из подъезда. Обогнув дом, он действительно обнаружил дверь, ведущую прямо в квартиру. И не просто дверь, а хорошо оборудованный вход с бетонным ограждением, жестяным навесом и лестницей, ведущей в полуподвальный этаж.

– Ничего себе размах, – присвистнул Лобанов. – Интересно, за какие такие заслуги Акишкин получил все это?

Лобанов спустился вниз и позвонил в дверной звонок.

– Открыто, – услышал он из-за двери.

Повернув дверную ручку, Лобанов открыл дверь, вошел внутрь и оказался в просторной комнате-гостиной. В центре, на разложенном диване на груде подушек возлежал мужчина. Вид у него был потрепанный: стрижка короткая, волосы давно не мыты, форменная рубашка измята и в пятнах, глаза заплыли, и отнюдь не от неизлечимой болезни. Запах перегара, витающий в комнате, говорил сам за себя.

– Акишкин? – с сомнением в голосе произнес Лобанов.

– Он самый, – ответил мужчина. – Кто интересуется?

– Капитан Лобанов, уголовный розыск, – представился Лобанов.

– Ого, уголовный! На моей земле жмур? – без особых эмоций поинтересовался Акишкин.

– А тебя это волнует? – Лобанов брезгливо поморщился. – Похоже, кроме бутылки, тебя больше ничего не интересует.

– Брось, капитан, я тридцать лет в участковых, слыхал когда-нибудь обо мне? Тебе вот от силы тридцатник, а уже капитан. Меня же всю жизнь прокатывали со званиями, так что теперь, в пятьдесят лет, я никому ничем не обязан. – Даже эту обвинительную речь Акишкин произнес без эмоций. Немного помолчав, он продолжил: – Короче, если пришел по делу – говори, а нет, так проваливай. Меня есть кому вразумлять.

– Аркадий Ромащев. – Лобанов не стал терять время, а перешел к делу. – Что можешь о нем сказать?