Она подняла на меня свои бледно-голубые глаза, придирчиво разглядывая и решая, как ей поступить. Я видела её сомнение, легкое и расплывчатое. Но что-то всё же заставило пойти мне навстречу и спросить:
— Как его зовут?
— Нуво, Михаил.
Она достала журнал из ящика стола и пролистала до нужного ей места, пробежалась глазами по закорючкам. Я на это время, пока женщина старательно искала необходимую информацию, задержала дыхание. Боялась, что спугну тень надежды любым неосторожным движением или звуком.
Все же медсестра нашла:
— Триста сорок первая. Но только пять минут, — строго предупредила она, подсказав напоследок направление: — Дальше по коридору.
— Да, конечно. Спасибо.
Я направилась в указанном направлении, разглядывая таблички с номерами палат. Волнение усиливалось с каждым ударом сердца, которое усиленно подгоняло меня. При этом я была рада, что не ошиблась, что он действительно здесь. И что его, не знаю каким образом, записали под известным мне именем. Может документы при нем нашли? А может кто-то все же позаботился о нем? А может он был в сознании или приходил в себя? Не узнаю, пока кто-нибудь не расскажет. Нет, к медработникам приставать с расспросами не буду, точно выгонят взашей.
«Триста сорок один», — гласила табличка на двери.
У меня все внутри сжалось. Выдохнула, пытаясь избавиться от сдавливающего волнения, взялась за ручку двери, чувствуя как сильно вспотела ладонь, и толкнула её, заходя в небольшую комнату. Рассчитана она была на одного пациента, значит, платная.
Я прошла вглубь по маленькому коридорчику, образованному из-за наличия персонального санузла. Кровать, на которой лежал пациент, располагалась с правой стороны, окруженная медицинской аппаратурой.
Подошла ближе, чтобы лучше разглядеть лежащего. Я не так много раз видела Михаила, чтобы как следует запомнить его черты, — память у меня на такие вещи совсем не цепкая, — но даже трубка дыхательного аппарата не помешала понять, что это он. Пробежалась глазами по кровати, пытаясь оценить его состояние. Он был накрыт тонким шерстяным одеялом, поверх простыни, по грудь, на которой были закреплены датчики для отслеживания сердцебиения. Руки были на виду, без видимых повреждений — гипса или простых повязок не наблюдалось.
Было больно видеть его в таком состоянии. Чувства вины, сожаления и беспомощности звенели, словно встревоженный талисман "музыки ветра". Слышала эту какофонию и не могла понять: вот чем я могу ему помочь?
Потянулась к его ладони и осторожно сжала её. Просто захотелось коснуться. Слышала, что такой контакт оказывает положительное психологическое воздействие на подсознание, даже у человека в коме. Видимо, это всё, что я могу сделать.
— Отошла от него, — услышала гневный тон со стороны окна и вздрогнула от неожиданности.
Тот парень, что забегал, точнее залетал к Михаилу, когда я была на его кухне, и тот, что выдернул меня из теплого помещения на хрен пойми какую высоту, и скинул!
— С какой стати, — огрызнулась в ответ, и не думая делать, как велит этот…
— Он здесь по твоей вине, — прошипел парень.
— Моей?.. — осеклась, испугавшись истерической нотки в собственном голосе. Шумно втянула носом воздух и заговорила сдержанным тоном: — Ни я нападала на него, ни я нанесла удары, которые привели к его падению.
Мои слова заставили крылатого побледнеть и нервно прикусить нижнюю губу. Я смотрела на этого парня исподлобья, не желая, чтобы он воспринял меня, как никчемного человека, от которого можно так просто избавиться.