— Инцидентов и несчастных случаев за прошедшее время не происходило? — поинтересовался Таргус.

Учёт несчастных случаев ведётся специальным отделом, который после каждого инцидента производит тщательную проверку. Не из гуманизма и человеколюбия, а чтобы инциденты, замедляющие производство, больше не происходили. Слишком многое поставлено на производства, слишком многое от них зависело, поэтому важно было, чтобы они работали как высококачественные часы, то есть точно и неотвратимо.

В целом Таргус смог создать в «Промзоне» ритмично работающее научно-техническое производство, которое не имеет аналогов в мире. Пусть с наукой всё не так гладко, ибо учёные до сих пор разгребают то, что им задал Таргус, но тем не менее открытия случаются: Маргграф из химического цеха довёл до ума промышленное получение фосфора. Правильно поняв весьма смутные принципы, которые Таргус помнил очень неточно, он, повинуясь скорее наитию, чем каким-то приобретённым знаниям, сумел сплавить измельчённый и очищенный фосфорит с углём и железной рудой, получить фосфористый чугун, который затем пережёг вместе с пиритом. В результате четыре ассистента получили отравление белым фосфором, который начал испаряться из чугуна, но это была небольшая цена за то, что получилось: он открыл быстрый способ получать железный купорос из пирита в промышленных количествах, через который можно получить серную кислоту в ещё больших количествах, без зависимости от поставок железного купороса извне, а опираясь на запасы пирита в Шлезвиге, где его навалом. Пусть теперь приходится закупать фосфоритовые руды у франков, но зато практический выход больше, а учёные франков уже который месяц мучают себя в изысканиях, пытаясь понять, зачем шлезвигцам эти бесполезные минералы…

— Нет, Ваше Светлейшее Высокородие, — ответил ирландец. — Бог миловал.

— Не бог, а техника безопасности, — поправил его Таргус.

— Если на то воля господа, то никакая техника безопасности не поможет, — стоял на своём Гарольд.

— Из-за таких вот мыслей и происходят несчастные случаи, — Таргус нахмурился. — Никаких религиозных проповедей среди рабочих. Религия отдельно — производство отдельно. Я ясно довёл до вас свою мысль?

— Да, Ваше Светлейшее Высокородие, — кивнул ирландец, которому слова Таргуса не понравились. — Но без бога жить…

— Так живите с богом, — рассмеялся Таргус. — Говоря словами неизвестного вам, но тем не менее великого философа: «Религия — как мужской половой член. Нормально, когда он у вас есть. Приятно, когда вы им гордитесь. Но, пожалуйста, не доставайте его и не размахивайте им на людях. И, пожалуйста, не пытайтесь подсунуть его моим детям» (1).

— Но это богохульство! — поражённо возмутился Гарольд.

— Где здесь богохульство? — Таргус снисходительно усмехнулся. — Я лишь процитировал одного философа! Изречение содержит всего одно простое требование к вам: когда у вас появится мысль упомянуть имя господа всуе, сдержитесь и просто захлопните рот. Никто не мешает вам быть религиозным человеком, просто это нужно только вам, а не окружающим или мне. Не доставайте свою религиозность и не размахивайте ею на людях, всем мало того, что плевать, так по канонам христианства это ещё и может быть квалифицировано как гордыня.

— Гордыня?! — недоуменно переспросил Гарольд.

— Да, обыкновенная гордыня, — покивал Таргус. — Кто-то из священников вам скажет, что гордиться своей религией — это почётно, но насколько я знаю, ранние христиане не считали свою веру предметом для гордости и не орали на каждом шагу о том, какие истовые они верующие…

На самом деле он знал про секту ранних христиан большее: когда их бросали на арены ко львам и тиграм, они с блаженными улыбками принимали свою смерть, потому что были истово уверены, что за мученичество обязательно попадут в рай. Это совершенно иной уровень гордыни, ещё худший, нежели просто гордость своей религией, но Гарольд об этом не знает и, судя по всему, считает, что в древности вера была крепче, без протестантов и прочих веяний Нового Времени.

— С этим невозможно спорить, — согласился Гарольд. — Раньше вера была крепче…

— Ну так вот… — продолжил Таргус, верно считав ход мыслей этого ирландца. — Древние христиане держали язык на замке касательно своей религии, мало того, что язычники преследовали их, так ещё и бог мог покарать, смертный грех, как-никак. Понимаете?

— Понимаю, — кивнул Гарольд, пришедший к нужному Таргусу выводу. — Гордыня — страшнейший из семи смертных грехов. И самовлюблённое провозглашение своей религиозности — есть ничто иное, как гордыня.

— Именно! — Таргус хлопнул кулаком по ладони. — Наконец-то вы понимаете!

— Поэтому вы никогда не показываете свою религиозность?! — осенило Гарольда.

Таргус лишь молча улыбнулся.