В Дании и в Норвегии тоже были свои трудности. Там германские войска не были разгромлены в бою и были более многочисленны и лучше оснащены, чем союзные контингенты, посланные для принятия капитуляции; они рассчитывали на более любезное обращение. Осложнения возникали также в результате действия местных отрядов движения Сопротивления. Наконец, были проблемы и между западными союзниками и советскими властями.

В Дании поначалу все шло хорошо. Как только генерал Линдеманн и доктор Бест вернулись с совещания в штаб-квартире Дёница, они запросили согласия на объявление Копенгагена открытым городом, главным образом потому, что в нем находились 60 000 беженцев и 15 000 раненых. 4 мая в 23:30 согласие было дано — на случай, если город (точнее, немцы в городе) подвергнется нападению.

Тем временем, однако, в 20:00 датское радио передало новость о сдаче немецких войск войскам Монтгомери. По всей стране население вышло на демонстрацию, хотя имели место лишь незначительные инциденты. Датское движение Сопротивления разослало вооруженные патрули по всем крупным городам, требуя передачи полной власти и охраны предприятий энерго- и водоснабжения. Железнодорожный транспорт для немцев был приостановлен; забастовали пекарни, скотобойни и прочие учреждения, снабжавшие немецкие войска. С движением Сопротивления произошли отдельные столкновения. Потом генерал Линдеманн получил письмо от командующего датской армией Гетца, в котором тот просил его, учитывая недавние события и во избежание ненужного кровопролития, «приказать германским войскам и полиции в Дании прекратить всякую деятельность, связанную с оккупацией, и дожидаться дальнейших приказов в своих казармах». Гетц также говорил, что, в ожидании окончательной капитуляции перед союзниками, он согласен принять в «надлежащей форме» и от имени датских армии и флота временную капитуляцию всех германских вооруженных сил и полиции.

Линдеманн ответил, что рассматривает содержание этого письма как устаревшее в связи с прекращением огня, уже достигнутым с фельдмаршалом Монтгомери. Согласно приказу, который он получил, германские войска должны здесь стоять твердо, сохраняя свое оружие и продолжая выполнение своих охранных обязанностей. «Поэтому я приказал войскам не оставаться в казармах, кроме тех, кто находится на посту. От вас я хотел бы попросить обеспечить, чтобы с датской стороны не требовали от отдельных солдат сложения оружия и оставления своих постов; также чтобы поставки войскам, раненым и беженцам гарантировались в тех же количествах, что и раньше». Линдеманн отправил копии этих двух контактов в ОКВ, откуда подтвердили, что прекращение огня и последующая капитуляция действительны только по отношению к британским войскам, а не датскому населению или движению Сопротивления. Необходимо демонстрировать корректное, дисциплинированное и невызывающее поведение; однако если датчане будут сопротивляться, то «если необходимо, должна применяться сила». Радиограмма ОКВ заканчивалась словами: «Репутация и достоинство германского солдата и германского народа должны поддерживаться при всех обстоятельствах».

Чуть позже в тот же день командующий германскими войсками в Дании получил приказ от фельдмаршала Монтгомери с требованием вывода из Дании всех германских вооруженных сил, за исключением кригсмарине. Все части сухопутных сил, люфтваффе и ваффен СС вместе с невоенизированными организациями должны были немедленно начать передислокацию в район Шлезвиг-Гольштейна между датской границей и Кильским каналом. Единственным персоналом, временно остающимся в Дании, были моряки, больные и раненые со своим медицинским обслуживающим персоналом, немецкие беженцы, негерманские войска (добровольческие части, воевавшие на стороне Германии), вспомогательные службы, военнопленные всех национальностей и иностранные рабочие. Продовольствие и горючее забирались с собой, как и исправные грузовики, кареты скорой помощи и транспорт на конной тяге. Позднее должен быть издан приказ в отношении оружия, боеприпасов и военных материалов.

5 мая глава миссии Верховного командования союзников в Дании генерал-майор Ричард X. Дьюинг прилетел в Копенгаген и в тот же вечер провел беседу с начальником штаба Линдеманна генерал-майором Рейнхардтом, который передал новые подробности. Дьюинг торопил с проведением эвакуации городов, особенно Копенгагена. Солдатам вермахта было разрешено нести с собой личное оружие, в то время как тяжелое оружие и снаряжение должны быть собраны в пунктах сложения оружия и техники. Разрешенный для немцев транспорт был сведен до самого сурового минимума, нужного для перевозки продовольствия, «требуемого для привалов на марше». Продовольствие надо было брать из запасов, поскольку датчане уже не желали продавать его или поставлять без оплаты. Использование железных дорог было запрещено. Венгры и русские (воевавшие на стороне Германии. — Ред.) должны были передвигаться вместе с войсками.

Командующему вермахтом также было поручено провести аресты персонала СД и гестапо. 4 мая Линдеманн уже взял на себя командование всеми силами полиции после проблем, которые имели место с регулярной полицией в Копенгагене. До сих пор вся полиция находилась под начальством Панке, «старшего командира СС и полиции», который был полностью независим от Линдеманна и получал свои приказы напрямую от рейхсфюрера СС. Его обязанностью было поддержание законности и порядка и подавление датского движения Сопротивления, а также руководство разведслужбой. В подчинении у Панке был штандартенфюрер СС Бовензипен — «командир полиции безопасности и СД». Из-за своих бесчеловечных методов они оба заслужили ярую ненависть у датского населения. Вечером 4 мая Панке и его [командир] полиции безопасности исчезли из Копенгагена, не оставив никаких следов; их местонахождение не было известно военным властям. Линдеманну было сказано, что, если понадобятся аресты, он должен обращаться в штаб генерала Дьюинга. Однако это не относилось к криминальной полиции или регулярной полиции.

Генерал Дьюинг запретил заход в датские и норвежские порты кораблей, везущих беженцев и войска.

Как руководитель миссии Верховного командования союзников в Дании генерал располагал одной парашютной ротой для своей личной охраны, одним королевским драгунским и одним парашютным батальонами. Он мог также рассчитывать на 6000–9000 человек в датской полиции. С другой стороны, как уже упоминалось, германские войска в Дании насчитывали 231 700 человек, и, кроме того, там находилось 207 700 германских беженцев. В первые три месяца за последними присматривал датский Красный Крест, а в последующие три месяца — шведский Красный Крест. Вдобавок к этому датчане гарантировали поставки германским войскам вплоть до времени их отбытия с датской территории. Официальные датские власти были поэтому заметно отзывчивы по отношению к весьма непопулярным оккупационным войскам. Единственный инцидент произошел тогда, когда датские бойцы Сопротивления попытались разоружить германские войска.

Куда более часто происходили стычки с британскими войсками. Несмотря на заверения Дьюинга, отдельные группы британских солдат пытались разоружить немецких солдат и отбирали у них велосипеды, автомобили, лошадей, радиоприемники, бинокли, часы и кольца. Генерал Линдеманн сразу же выразил протест генералу Дьюингу, предоставив имена причастных к таким эксцессам британских офицеров и утверждая, что в качестве оправдания использовалась ссылка на «безоговорочную капитуляцию». «Безоговорочная капитуляция, — заявил он, — подразумевает, что германские военные власти обязаны подчиняться указаниям союзного Верховного командования. Они пересылаются мне вами, генерал. Однако условия капитуляции не могут предназначаться для того, чтобы любой местный командир обладал властью издавать приказания, противоположные инструкциям его собственного начальства». Такие отклонения, продолжал Линдеманн, подрывают дисциплину и не позволяют ускорить передвижение войск или контроль и снабжение войск на марше. «Я официально заявляю, что, если такие условия будут продолжаться, я не смогу взять на себя ответственность за беспроблемную эвакуацию из Дании, как это обоснованно хотелось бы всем заинтересованным сторонам». Наконец, Линдеманн сослался на определенные положения Женевской конвенции от 27 июля 1929 г.

ОКВ поддержало протест Линдеманна и переслало его Эйзенхауэру. В результате 13 мая через подполковника фон Веделя из штаба связи Линдеманна штаб союзных войск был проинструктирован о том, что германские войска не могут забирать велосипеды из Дании, что в индивидуальных случаях соответствующие командиры должны решать допустимое количество велосипедов. В письме заявлялось, что такие личные вещи, как наручные часы, авторучки и деньги, у германских войск при отбытии из Дании изыматься не должны, но что они могут нести с собой личное оружие (и только), иными словами, винтовки, пистолеты и пистолеты-пулеметы (автоматы). Поскольку немцы, очевидно, полагали, что могут навязывать условия даже после капитуляции, ответ генерала Дьюинга был категорическим: «Генерал Линдеманн должен понимать, что с немцами в Дании после их безоговорочной капитуляции союзники обращались несравнимо лучше, чем немцы с союзными войсками, попавшими в плен. Многие солдаты союзников, находящиеся сейчас в Дании, видели сами или пережили то, что пришлось перенести нашим пленным. Тем не менее дисциплина союзных войск гарантирует, что германский вывод из Дании контролируется в духе указаний, отданных мной».

Комментарий в боевом дневнике штаба «Север»: «Протест генерал-полковника Линдеманна против инструкций британского генерал-майора Фьюинга (так в тексте) получил должный ответ последнего» (!).

Эвакуация из Дании солдат и офицеров вермахта прошла быстро. В первую неделю после сдачи убыло около 43 000 человек, а во вторую неделю эта величина почти удвоилась. В начале июня генерал Дьюинг решил, что больше не нуждается в услугах генерала Линдеманна, и арестовал его. К этому времени в стране оставалось совсем немного немецких солдат.

Эвакуация Норвегии оказалась значительно сложней. Германские войска здесь вместе с «Организацией Тодта» насчитывали около 400 000 человек, еще здесь были 99 000 русских пленных или рабочих, а также около 30 000 иностранных рабочих, и все были разбросаны по стране. Как и в Дании, за эвакуацию отвечала миссия Верховного командования союзников. Ее главой был генерал Эндрю Торн, командовавший Шотландским военным округом с 1941 г. и назначенный командующим союзными сухопутными войсками в Норвегии в 1944 г. (то есть задолго до прихода сюда союзников). Еще с осени 1943 г. он готовил подробные планы на случай ухода немцев из Норвегии, разгрома Германии или капитуляции Германии. При подписании в Реймсе Йодлю было приказано направить представителей вермахта в Эдинбург для подготовки к сдаче германских войск в Норвегии. Ранний приезд генерала Торна в Осло был предсказуем.

Кейтель проинформировал командующего вермахтом в Норвегии генерала Бёме о том, что заместитель генерала Торна прибудет к вечеру 7 мая или утром 8 мая. Он еще раз заговорил об условиях капитуляции и подчеркнул, что перемещения германских вооруженных сил в Швецию не будет, поскольку это представляло бы собой нарушение соглашения. Однако до полуночи с 8 на 9 мая лицам, преступающим это правило, не следует мешать переходить границу.

Генерал Бёме уже отказался вступать в контакт со шведским правительством через германского посланника в Стокгольме или вести переговоры об интернировании немецких войск в Швеции. 6 мая ОКВ подтвердило свои оперативные инструкции, и их он придерживался в ожидании дальнейших приказов. Равным образом Бёме отказался от предложения шведского Красного Креста прислать медсестер для военнопленных в Норвегии, поскольку не хотел оказаться «зависимым от Швеции». Вместо этого он потребовал, чтобы освобожденные пленные из более неприветливых частей Норвегии были переведены в Швецию, и ОКВ дало 7 мая согласие на это предложение.

В приказе по войскам Бёме дал понять, что он думал о капитуляции: «Я знаю, что это сообщение является для нас суровым ударом. В Норвегии мы остаемся непобежденными и сильными, как всегда. Никакой враг не осмеливается атаковать нас, и все-таки, ради блага немецкого общества, сейчас мы должны склониться перед диктатом противника. Поступая так, мы верим, что будем иметь дело с людьми, уважающими достоинство солдата. В их отношении к германскому солдату мы ожидаем, что норвежцы продемонстрируют дисциплину такую же, какую мы всегда показывали им. Насколько это касается вас, мои друзья, я ожидаю, что вы будете вести себя в такой же образцовой форме, которую даже враг будет обязан уважать. Сцепив зубы, поддерживайте дисциплину и хороший порядок, подчиняйтесь своим командирам и оставайтесь, какими вы были всегда — германскими солдатами, которые любят свой народ и свою страну больше, чем все остальное на свете».

Представители генерала Торна прибыли в Норвегию 8 мая. В течение трех следующих дней по воздуху были переброшены новые воинские части союзников, в портах бросили якоря британские эсминцы, а в начале июня прибыло и американское подкрепление. Но даже в этом случае войска союзников в Норвегии насчитывали только 40 000 человек, в то время как предстояло эвакуировать свыше 400 000 немцев.

Условия капитуляции, содержавшиеся на 50 машинописных страницах, генералу Бёме представлялись «невыносимо суровыми». Он заявил, что войска «потрясены» и что любые дальнейшие требования будут иметь серьезные последствия. Он доложил в ОКВ, что эти условия включали в себя: разоружение всех существующих организаций, соединений и отделений партии и СС; арест всех членов СД, военных отделов, VII управления РСХА (письменная документация. Исследование идеологии противников режима: франкмасонство, иудаизм, церковь, либералы, марксисты. Орган партии, состоявший из членов СД), полевой жандармерии, генералов СС, регулярной полиции, гитлерюгенда, партийных функционеров от начальника отдела или главы района и выше, а также всех начальников отделов в рейхс комиссариате. Это, заявил Бёме, рассматривается солдатами как «бесчестье». В дополнительные условия, упоминавшиеся им, входила немедленная эвакуация городов и позиций береговых артиллерийских батарей.

Бёме особенно был оскорблен условием, что для эвакуации могут использоваться только имеющиеся запасы бензина, отмечая, что в результате войска лишаются мобильности и будут вынуждены «отправиться» по маршруту как «толпа мужчин», не имея даже скудных запасов продовольствия. Поэтому после разоружения полмиллиона немцев будут всего лишь «беззащитными изгоями». Заключительным оскорблением, в глазах Бёме, было предпочтительное отношение, оказываемое русским военнопленным. Его заявление заканчивалось словами: «Горе побежденным». (Известные слова предводителя галлов Бренна в 390 г. до н. э., когда галлы захватили и сожгли Рим, кроме Капитолия, но сняли осаду за выкуп в 1000 фунтов золота, при взвешивании которого Бренн бросил с этими словами на чашу весов свой меч. — Ред.)