– Вы же его душеприказчик, Ваше Императорское Величество! – запричитала баба. – Как он распорядился? Умоляю…
Графская семья не бедствовала, невооруженным глазом видно. Но ведь всегда хочется большего, пусть даже незаслуженно. «Как, наверное, ликовали, прочитав о гибели Федора», – подумал вдруг Георгий и веско обронил:
– Вам не оставил ничего. Посторонитесь.
Обойдя препятствие монументальных форм, император двинулся к дверям и услышал позади шорох юбок, затем оханье прислуги. Графиня повалилась в обморок.
В машине он продолжил обдумывать судьбу юсуповских капиталов.
Был еще один момент, о котором монарх не рассказал умирающему. Когда доложили, что тело героя не найдено, Георгий вызвал Осененного-провидца. Слабенького, но какой есть.
Тот рыскал по полю боя под Ригой дня три. Побывал у каждой воронки, вырытой разрывом морского «чемодана». Потом доложился:
– Что-то непонятное произошло, мой государь. Я не увидел следа смерти князя, но и живым его не вижу!
– Поясни, – буркнул император, попивавший кофе в походном шатре.
– Как только всматриваюсь, его след начинает двоится. Как будто он – не он. Или их двое… Понятия не имею, что это значит, такое не описано ни в одном трактате!
– Значит, ты плохой провидец, – заключил Георгий. – Ладно, поклянись, что будешь нем как рыба. Свободен! – приказал, когда Осененный выполнил монаршую волю.
Провидец, сам того не зная, навел Георгия на мысль. По приказу императора подняли документы о гибели родного сына князя. Там он прочитал про перстень, из которого случилась схватка Осененных. Отчеты полицейских сообщали, что его нашли, но с выкрошенным камнем, таившаяся в нем душа исчезла. А если нет? Вдруг она вселилась в Кошкина, который с той поры стал удивлять своим талантом? Какого прежде в нем не наблюдалось… Такое может быть? Вполне. Провидец же не догадался, хотя невольно подтвердил, что Кошкин уцелел. Сейчас скрывается. Почему – не ясно. Но для России это хорошо, пусть продолжает в том же духе.
Глава 7
Поезд неторопливо пересекал Германию, направляясь с севера на юг. Равнинная низменность у Эльбы за окном сменялась холмистыми ландшафтами. Ближе к границе Швейцарии вдалеке показались горы.
Все больше ощущалась весна. На станциях Федор выходил на перрон, прикрывал глаза и жадно втягивал теплый воздух с примесью угольного дыма, но, тем не менее, апрельский, освежающий. Юлия терпеливо стояла рядом.
– Больше года так не наслаждался, – признался ей Федор. – Скрывался под видом замарашки. Воевал. Вкалывал за гроши на «Ганомаге», не имея ни денег, ни документов, чтоб уехать из Гамбурга. Все время в страхе, что изобличат. Что, собственно, и случилось. И вот теперь просто радуюсь жизни.
Вернулись в купе. Вагон тронулся. Федор отхлебнул остывший чай из стакана в подстаканнике. Заметно было: даже этот чай ему вкуснее гамбургского – потому что на свободе. Пусть весьма и относительной.
– Что в тебе осталось прежнего, Федя, так стремление работать каждую минуту. Ожидала большего к себе внимания, – в свою очередь призналась Юлия.
– Прости, – он смутился. – Наверстаю. К сожалению, до прибытия в Берн нужно очень многое успеть. Иначе твой визит в Париж не получится полезным.
Он испещрял набросками, эскизами и длинным пояснительным текстом плотные листы бумаги – их купили в магазине у вокзала. Порой комкал их, рвал и погружался в долгую задумчивость, нервно покусывая кончик карандаша. Что самое удивительное, буквально через день пути Федор двигался, будто и не было в боку той неприятно раны.