— А я детям никто. Мы с Ленкой не расписаны. Дети не мои. Ничего она с меня не получит, — улыбаясь, заявил отчим, скидывая в наволочку своё барахло.

— Вот дура баба она и есть дура, — пробормотал Герман.

— А какая разница твои, не твои? — спросил я. — Платить всё равно будешь. На двоих детей сколько положено алиментов, пятьдесят процентов? Средняя зарплата сколько? Ну, пусть сто рублей, так по — скромному. Вот, пятьдесят рублей в месяц ты будешь на сыновей платить добровольно своей не жене. Эмма будет за этим следить.

— С какого я буду платить? — развязно спросил отчим.

— С такого. Пятнадцать лет исковой давности. Забыл?

— Да пошли вы, — рявкнул отчим и хотел уже уйти.

— Ключ! — остановил его Герман. Тот показал на ключи на полочке под зеркалом у входа и ушёл, хлопнув дверью.

Мы остались с Германом в доме одни.

— Что дальше будем делать? — спросил я, собираясь уходить. — Как думаешь, он будет платить?

— Да нет, конечно, — ответил Герман, выключая свет в доме, выходя и запирая дверь.

Мы вышли на улицу.

— Он и не работал толком никогда, — продолжил Герман. — Так, сторожем числился где-то, чтоб не посадили за тунеядство. Случайными шабашками перебивался. Сам же их и пропивал.

— Красавчик. Давай, к нам зайдём, — предложил я. — Там все на ушах уже, наверное.

Нас и правда ждали, бабушка с матерью и Эмма не спали. Сидели за столом. Когда мы с Германом вошли, все вопросительно уставились на нас.

— Он ушёл. — доложил я. — Дом пустой. Кому-то надо там печку топить, чтобы он не разморозился.

Эмма выдохнула, как мне показалось, с облегчением, но тут же опять напряглась.

— Ой. А что скажет мама? — взволнованно проговорила она.

— Когда она должна вернуться? — спросил я.

— Не знаю, может завтра, может в понедельник, — ответила девочка, всё больше и больше втягивая голову в плечи.

— Эмма, — вступил в разговор Герман. — Мне плевать на то, что скажет эта глупая баба. Она предала тебя, променяв на мужика. Она должна была выгнать этого козла к чёртовой матери, как только он первый раз на тебя посмотрел.