Вдвоем с доктором они подняли мужика на его койку.

— Тощий, а такой тяжёлый, — кряхтя, проворчал старший сержант.

— Ты давай это брось, — сказал мужику доктор, держа его за запястье. — Ещё не хватало из-за бабы сдохнуть.

— Я не из-за бабы, — промычал мужик, — я из-за детей переживаю.

В этот момент сестра принесла штатив с полной бутылью. Я даже не заметил, когда она успела выйти из палаты. Заметил только, когда вернулась.

— И из-за детей не надо так убиваться, — успокаивающим голосом сказал доктор и поставил мужику в вену капельницу, — зачем детям отец в белых тапочках?

Сестра примотала иглу бинтом к руке и ушла. Доктор ещё немного постоял и тоже ушёл. Никто и слова не сказал, что в палате сигаретный дым коромыслом.

— Петрович. А давай хату им спалим, — сочувственно предложил Митрич мужику.

— Это моя хата, — ответил равнодушно Петрович. Успокоительное ему, что ли, вливают? Лежит как зомби, в потолок уставился. У него, похоже, нос сломан. Но чуть не скопытился он сегодня не от этого. С сердцем шутки плохи. Уж я-то знаю.

Но доктор. Красавчик. Голыми руками Петровичу движок завёл.

Как здесь интересно.

Ещё бы понять, с какого перепугу Пашка Ивлев с моста бросился? Молодой же, вся жизнь впереди.

Пришла медсестра.

— Варлен Дмитриевич, укольчик! — обратилась она к деду.

— Нет меня, — спрятался под одеяло дед.

— Рано ты, горемычный, прятаться начал, — подколола деда сестра, стаскивая с него одеяло, — сорок уколов! А сейчас только третий.

— Вот ты ехидна, Валька! — обиженно заявил Митрич, заголяя живот.

— А не надо было лису хватать, — строго сказала она, уколола деда и вышла из палаты.

— Она курицу задушила! — крикнул Митрич ей вдогонку, сжимая кулаки то ли от боли, то ли от ненависти к лисе.

— Вилами её надо было, — посоветовал Иван.