- Как остальные? – отвернулся полковник от покойника и пристально посмотрел в глаза врачу.
- Двое выживут, я почти уверен. Еще один… боюсь, что в пути на тот свет – доставая осколок, я только усугубил бы его мучения… рядом сердце.
- Вам нужна помощь? Может Дешам как-то мог бы…?
- Дешам тоже не Бог, – возразил лекарь.
- Дайте мне знать, как пойдут дела дальше, - окинул полковник нечитаемым взглядом казарменный лазарет и вышел наружу.
Прошел еще немного по каменной брусчатке и наконец остановился, жадно вдыхая запах лета. Воздух лазарета – тяжелый, въевшийся в память еще со времен его ранения под Маастрихтом, постепенно уходил из ноздрей. Граф перекрестился и прочел короткую молитву по покойнику.
Понимание неизбежности подобных потерь в будущем и то, что бессилен что-то изменить в такой ситуации, выворачивало душу… Наместник превратил изящный Гранвель в обитель разврата и пьянства. И ничего удивительного в этом, если прибыл он от королевского двора, где правили похоть и Жанна-Антуанетта Пуассон. А сам король больше всего интересовался делами «ниже пояса».
Деньги, выделенные министерством финансов на летний ремонт печей в казармах, ушли на увеселения кучки вельмож, прибывших из Парижа вместе с наместником. Программа помощи университету «Двух Бургундий» не выполнялась… Столетняя ратуша второй месяц стояла, затянутая «лесами» - деньги, выделенные на её украшение, куда-то подевались… Хотя «куда» - вопрос, наверное, риторический.
Все докладные, которые он отправлял в Париж, очевидно, не доходили по назначению, а изымались. Зато о каждой из них узнавал наместник. Сегодня между ними состоялся очередной разговор, в конце которого полковник, расстроенный известием о потерях среди драгун, уже не считал нужным скрывать своё отношение к происходящему.
- Вы не уполномочены меня контролировать, - нагло заявлял хлыщ с ярко накрашенными губами, - а вот защищать – ваша прямая обязанность и с ней вы не справляетесь.
- Прикрывая вас собой, пострадали четверо моих людей, - мрачно отвечал полковник, - но я подозреваю, что очень скоро в вас перестанут швырять гренады и просто тихо прирежут в спальне. Или отравят… так будет даже лучше - мучительнее.
- Не вашими ли усилиями? – цедил наместник, расхаживая по дворцовому кабинету и громко цокая высокими каблуками.
- Я вызвал бы вас на дуэль, - возразили ему, - но знаю, что вы выставите вместо себя Бушера. Так что в этом просто нет смысла.
- Мои покровители выше ваших, ла Марльер, смиритесь уже! И я здесь ненадолго, эта глушь становится скучной.
- В таком случае – дай мне, Господь, терпения, - развернулся полковник на выход.
Понимая, что удерживать его бесполезно и просить разрешения откланяться у него никто не собирался, наместник крикнул вдогонку:
- Наконец-то вы приняли правильное решение – терпите же, граф!
Копыта коней высекали искры из мостовой, мимо проносились голубоватые кирпичные стены зданий на Гранд-Рю. Центральная площадь, злополучная ратуша, стены цитадели… и наконец отряд спешился у входа в лазарет... После него решение вызрело и устоялось – в Париж нужно ехать самому. Но сделать это следовало тайно от наместника – из полка. Если не останавливаться на ночлег и буквально – не есть и не спать, то он должен успеть обернуться так быстро, что никто и не узнает об отлучке. И не сможет вменить ему прямое неисполнение своих обязанностей. Глупо… но наместнику могло хватить даже такой малости, чтобы требовать рокировки войск.
Значит – срочно…
Теперь город проносился мимо в обратном порядке… Полковник даже не заметил, когда его отряд проскочил дом, где он снимал угол для Клодин. Вынеслись на мост через Ду… проскакали по узкому предгорью – справа угрюмо нависала над рекой цитадель. Углубились в леса и еще долго скакали в относительной прохладе, а к вечеру уже подъезжали к лагерю.