— Загнал в проход от водоочистки с полсотни вольтов, — пожал плечами проглот. — Те, чтоб выжить, всех и зачистили.
— Уж всех? — усомнился пир.
— Ну почти, да и не об этом речь. Идем тихо, говорим мало, по сторонам смотрим. Мы, не забывайте, на чужой территории и с ништяками, а не за высокими стенами с автоматчиками по периметру. Тут каждый горазд, кто первый выстрелить успел.
Добравшись до парадной, я вдруг остановился и, почесав затылок, начал прислушиваться к ощущениям. Были, наверняка были в квартире ответы. Так, подсказки небольшие, но способные вывести на оперативный простор, однако стоило мне приблизиться к двери, как в душе защемило и стало не по себе. Так бывает, когда приходишь на могилу к родным или посещаешь те места, где приходилось воевать, гнить в окопах да терять своих друзей много лет назад. Тоска, печаль, почти бессилие.
Откуда такие чувства? На секунду я засомневался в собственном рассудке. Не был я на войне, друзей в пылу боя не терял, не мерз в солдатских бушлатах. Родственников забытых, по крайней мере на Северо-Западе у меня тоже отродясь не было, а те, что имелись, исправно посещались в былые времена… тогда откуда такое чувство? Опять сканят? Нет, не похоже. Я обернулся и внимательно посмотрел на своих друзей. Друзья ли, недруги, простые попутчики, то не важно. Сенечка напряжен и встревожен. Мишаня-карманник хитер, зыркает по подворотням, тянет носом, переворачивает пустые коробки в поисках чего, сам понять не может. Дима, того я знаю больше всех. Чего уж там, вторая неделя нашего знакомства пошла. Как всегда хмур, недоволен, цепко держит „калаш“ и, весь превратившись в слух, перекрывает зону между двумя домами. Проглот мониторит второй сектор обстрела. Никто ничего не чувствует. Нет потерянности в глазах, руки не опускаются. Может, что еще?
— Ждите здесь, я скоро, — бросил я через плечо и, не раздумывая, толкнув плечом дверь, шагнул в темноту и сырость первого этажа. Пружина на двери жалобно скрипнула, а от удара о стену дверь выдала на-гора груду щепы и, зацепив за собой мокрую штукатурку, устроила небольшой обвал. Проскочив пыльное облако, я застучал каблуками по ступенькам, пока не оказался на лестничной площадке напротив своей двери. Замки, казалось, были в неприкосновенности. Следов взлома тоже не наблюдалось. Однако останавливал один момент. Ключа от квартиры у меня не было. Почесав затылок и впустую охлопав свои карманы, я пришел к неутешительному выводу, что дверь придется ломать, портить дорогие немецкие запоры и шпон обшивки, однако ничего другого не оставалось. Ломать, вот только как? Дверь была знатная, почти моя гордость. Четыре упора, защитная рама и трехдюймовая сталь. Денег за нее я отсыпал в свое время кучу, но и защиту она давал неслабую. Подумав, может быть, поставил что попроще, но тренд защиты от квартирных краж в то время главенствовал, и, поддавшись стадному чувству, я с головой окунулся в прожект превращения личного гнезда в персональную крепость. Дверь была только первой ласточкой. За ней пришли стеклопакеты из прочного каленого стекла, сигнализация, напрямую связанная с отделением полиции, а апогеем всего две ай-пи-камеры с внешними адресами. Они одновременно писали картинку на жесткий диск, спрятанный за подвесным потолком, транслировали картинку в Интернет и оповещали, если в зоне видимости, в то время когда я был на работе или отдыхе, в квартире фиксировалось движение.
Двери взламывать я не умел, да и сил для того, чтобы снести к чертовой бабушке вроде бы непреодолимую преграду, просто не нашлось, за исключением разве что… Прикрыв глаза, я представил себе замок, ровно так как представлял себе прутья решетки в подвале дома Захара, а потом, постепенно, почти крадучись, начал стирать ту часть образа, где предполагался сам замок и стержни, блокирующие дверь и коробку. Сразу запахло сначала жженым деревом, потом и вовсе чем-то странным. И едва я посчитал, что работа закончена, как кто-то с силой дернул меня за рукав, и, не удержавшись, я кубарем покатился по ступенькам.
— Вот, дядя, говорил, что пригожусь… — слова шалопая потонули в грохоте падающей конструкции. Появись воришка на секунду позже, и тяжеленная, килограммов в двести железная плита придавила бы меня к полу, ломая кости и рвя сухожилия. Был ретранслятор, а стала отбивная. Мрачный конец.
От падения я напрочь сбил ладони, ударился коленом, а в завершение всего до искр в глазах приложился к стене бритым затылком, да так, что дух перехватило. Однако недооценить новый опыт было невозможно. Вот тебе стенка и вот тебе проход. Что еще нужно. Был бы я Аладдином, запертым в пещере разбойников, наедине с несметными богатствами, этот опыт и вовсе оказался бы бесценным.
Когда пыль осела, а пожар, было перекинувшийся на обои, был нейтрализован Мишаней, мы осторожно двинулись вперед. Квартира была не моя. Я с сомнением переступил порог и завертел головой в поисках знакомых деталей. На удивление все стояло на своих местах и следов мародерства не наблюдалось. Фигурки фарфоровых слоников, в два ряда, толстый цветастый ковер в прихожей и дорогие обои в бешеных огурцах. Сдав назад, я с сомнением посмотрел на номер квартиры на планке над дверным косяком, потом оглядел знакомый дверной звонок и, чтобы быть полностью уверенным в том, что рассудок потерян не был, поднялся на следующий лестничный пролет и выглянул в окно. Двор точно мой. Вон гаражи, где каждые выходные резались в домино и употребляли горячительное местные работяги. Вон лавочка, где так замечательно было сидеть летним вечером, неспешно смакуя пиво и наслаждаясь вечерней прохладой и тишиной. Редкие, уже давно разобранные на запчасти автомобили, стоящие рядком именно в таком порядке, в котором я их всегда помнил. В моем дворе вообще с парковкой было туго, и потому местные автолюбители всегда ревностно следили за тем, не занял ли кто чужое место. Машины изуродованы временем и катаклизмом, но понять, чем они являлись до этого, можно. Здоровенный зеленый внедорожник с дыркой на правом переднем крыле, тот дяди Вити, жизнерадостного бородатого мужика из пятого подъезда. Дальше „фокус“ соседа по лестничной площадке, следом „пятерка“ странного на вид молодого парня. Он еще постоянно прихрамывал, а когда я пытался поздороваться, то отводил глаза и старался проскочить как можно быстрее…
— Дядя! Хата целая. — Мишаня доверительно подергал меня за рукав. Кто бы мог подумать, что в этом тщедушном тельце могла скрываться такая сила, а ну-ка, сдернул с места здорового мужика и не поморщился.
— Что тебе? — вынырнул из собственных размышления я, скосив глаза в сторону воришки.
— Чего застыл, дядя? — поинтересовался мой маленький товарищ по несчастью. — Хотел же в хату, так иди. Вон, целехонька стоит. Удивительно.
Нахмурившись, я еще раз прикинул, не ошибся ли домом, улицей, городом или вовсе страной, но выходило, что пришел именно туда, куда надо. Может, какие хапуги умудрились вселиться в квартиру, пока меня не было. Сколько времени прошло с момента аварии до катастрофы, я не знал и, решив выяснить все до конца, я вновь заторопился, теперь уже вниз по ступенькам.
— Руками ничего не трогай, — одернул я шаловливые ручки Мишани, потянувшиеся к застывшим навсегда электронным часам в форме земного шара, — а то мало ли что. Неспроста же тут ничего не трогали, а ну как зараза?
— Да брось, дядя, — Мишаня шмыгнул носом, но руки от чужих вещей убрал и весь осмотр производил, скрестив их за спиной.
Обои были старые, выцветшие, местами побитые грибком. Паркет, а у меня был линолеум, тоже не являлся новоделом. Электрика оказалась стандартная, каналы под провода штробили в стене и укладывали туда кабель, в то время как я, по случаю, замутил себе винтажную внешнюю проводку на деревянных скрутках. Окна! Я метнулся в большую комнату и уперся в старые, но добротные рамы. Моих хваленых стеклопакетов как не бывало.
Ну, допустим, кто-то переехал в мою квартиру и, может быть даже, прописался, дав чиновникам на лапу, но капитальный ремонт под старение, зачем же такое делать? Если и было это, то стоило немалых денег, а обладателю подобного капитала, вместо того чтобы тратиться на строителей и взятки, проще было снять или купить чистый жилфонд.
Решив не озвучивать свои сомнения, я прошелся по комнате, отметив, что та обжита, точнее была обжита. Хозяева в один прекрасный момент просто покинули жилище, вышли на работу или решили съездить за город, отдохнуть на выходных, да так и сгинули в этой кутерьме. Внимание привлекла большая фотография на стене. Рамочка, простая, деревянная, из тех, что можно было купить в любом фотокиоске или на развале у метро, а в ней цветное фото. На нем миловидная девушка с озорными глазами и дерзкими скулами, человек мне незнакомый. Рядом же с ней я. Оба улыбаемся, смеемся над чем-то, а за спиной длинная серая стена в странном нечитаемом граффити в красных и черных тонах. Фото стильное, и это еще один сюрприз. Остановившись около собственного портрета, я снял фото со стены и, вскрыв раму, достал фотографию. Как при беглом, так и при ближайшем рассмотрении в подлинности снимка усомниться не получилось. Самая обычная карточка, и если это подлог, то очень уж виртуозный. Ну кому, спрашивается, нужно менять обстановку в моей квартире, заваливать ее предметами женского обихода и шопить рядом со мной незнакомую девицу? Странно все, очень странно. Машинально я свернул фотографию и убрал ее во внутренний карман куртки, показав Мишане на выход.
— Потопали. Хотя стой, погоди. — Подойдя к платяному шкафу, я распахнул дверцы и, к собственному удовлетворению, обнаружил ряд коробок с обувью. Вскрыв одну из них, я тут же отставил ее в сторону. Ничего примечательного, простые туфли-лодочки. Вторая коробка хранила женские мокасины в жуткий цветочек, а вот третья порадовала. В продолговатом черном коробе из фирменного магазина обнаружилась пара почти новых кроссовок светло-розового цвета. Подняв коробку, я всучил ее Мишане.