Надоело всё. Тупость чиновников из Москвы, придумывающих причины для отсрочки реализации проекта, скудное финансирование, львиная доля которого оседала в карманах чинуш, и когда деньги наконец появлялись на расчетном счете, до нас доходили сущие крохи. Надоела наглая глупость моего шефа, мнящего себя если не великим ученым, то одним из блестящих умов современности. Вообще никогда не мог понять, почему именно полковника Мартова поставили во главе нашего исследовательского центра, да и откуда он, человек насквозь военный и к науке отношения не имеющий, появился, тоже было не понятно, необходимых знаний и умений у него не было, но если в армейских условиях он мог показать себя как опытный воин и умелый командир, то в нашей полугражданской среде ученых, инженеров и техников, особо не жалующих дисциплину, он не прижился сразу.

Вот и сегодня, когда я дописал последний отчет по установке, он вызвал меня к себе в кабинет, и, метко брызжа слюной, устроил разнос за якобы мою ошибку с резервными элементами питания, хотя я неоднократно подавал докладные записки об увеличении номинала и включении в цепь стабилизаторов. Ну да бог с ним. Подчиняться приходилось, ибо звание мое (капитан) было ниже, а Мартов какой-никакой, но босс, поставленный сверху, и тут уж ничего не попишешь.

Дождавшись, пока любезный начальник наорется и нарежет массу ненужных ценных указаний, большую часть из которых я благополучно пропущу мимо ушей, я кивнул и, сдерживаясь, чтобы не сунуть в эту раскрасневшуюся шишковатую морду пару горячих, заспешил сначала прочь из кабинета, затем вдоль по коридору и вниз по лестнице в лабораторию, где я обычно и проводил восемь часов жизни в сутки. С девяти до шести, с понедельника по пятницу, с перерывом на обед. Заблокировав компьютер и заперев хранилище с элементами питания, я повесил халат на спинку стула, надел куртку и, прихватив рюкзак, заторопился на выход, прочь из душного офиса. Время уже было позднее, и домой стоило поспешить. Завтра должен был начаться очередной трудный день с полевым испытанием установки на полигоне в области, на котором быть обязательно, хоть ты тресни, хоть помри, хоть теща заболей. Впрочем, если бы я помер, то Мартов наверняка счел бы эту причину уважительной, однако отправляться на тот свет я в ближайшее время не планировал.

На проходной я замешкался, роясь в карманах в поисках пропуска. Пока я производил раскопки, бдительный вахтер пенсионного возраста подозрительно посматривал на меня через плексиглас, раздумывая, уж не нарушитель ли я, и когда вожделенный кусок пластика был извлечен и приложен к считывателю, на его лице отразилось такое неподдельное разочарование, что настроение мое даже немного поднялось.

Выкатив с парковки, я захлопнул забрало шлема и, неспешно подкручивая ручку акселератора, поехал по карману. Фонари уже вовсю освещали пустынный проспект, и путь до дома казался простым и безмятежным. Добравшись до разделительной, я притормозил, опустив одну ногу на асфальт для баланса, а затем, быстро осмотревшись, выкрутил рукоять до упора. «Сузуки» подо мной взбрыкнул и рванул с места. Лето, красота, вечер. Скоро выходные, я смогу выбраться за город и на старом аэродроме испытать свою новую игрушку на полную. Я улыбнулся, поддал газа и понесся вперед… а затем вспышка боли — и тишина.