Иногда я ходила на одно-два свидания.

И время от времени я брала мужчину в постель, хотя и довольно редко, потому что это только усложняло ситуацию.

Но в целом я избегала сложностей.

Это облегчало всем жизнь.

Почему, внезапно, это было так важно, ну, я собиралась пойти дальше и обвинить в этом тот факт, что я никогда не была в одном и том же месте так долго с парнем, который не мог понять намека.

Это не имело никакого, абсолютно никакого отношения к Ренни.

Это мог быть любой парень в любом городе, в любой стране мира. Просто так случилось, что именно с ним я так долго находилась рядом.

— Это твоя жизнь, и ты взрослая женщина, Мина, и я буду первой женщиной, которая скажет тебе, что тебе нужен мужчина, чтобы иметь хорошую, полноценную жизнь. Я просто не хочу, чтобы ты была настолько закрыта от такой возможности из-за какого-то дерьмового принципа. Наличие мужчины не лишит тебя твоей уникальности или твоих навыков, детка. Мне все равно, насколько хорош его член, он не сможет украсть твою искру с его помощью, — сказала она, подмигнув. — Кроме того, — продолжала она, отходя от меня, — твоя работа здесь почти закончена. Прокатись на этом парне, прежде чем отправишься в гребаный Чикаго, Бойсе или куда там еще, черт возьми, ты направишься.

При этом заявлении, при осознании того, что мое время в лагере Приспешников подходит к концу, я не почувствовала облегчения, как должна была бы. Я почти всегда была рада завершить работу, иметь возможность двигаться дальше, вернуться в лагерь или увидеть новый город.

Это было у меня в крови.

Так меня воспитывали — никогда не пускать корни.

Со временем это дошло до того, что я не была уверена, что смогу вырастить их, если захочу.

Я вздохнула, села у подножия дерева и долго смотрела на комплекс, стараясь не слишком расстраиваться из-за чего-то, в чем не было моей вины.

У всех нас были свои повреждения, свои травмы, свои истории происхождения.

Мое, к счастью, не было трагичным, как у многих людей, которые оказались в Хейлшторме. Моя только включала в себя сдержанную мать и отца-трудоголика, чья работа в мгновение ока уносила его по всему миру. Поэтому мне так и не удалось научиться налаживать связи, открываться новым людям. В моей жизни, это всегда было напрасным усилием. Как только я попыталась добраться до этой точки, приходило время двигаться дальше.

Зачем беспокоиться?

Но впервые мысль о том, чтобы никогда не беспокоиться, показалась мне по-настоящему грустной и пустой.