— Тогда видимость тоже кое-чего стоит. Не важно, пусть будет одна лишь видимость, меня это вполне устроит.

— Отлично, — сказала она. — Мой титул один раз уже продавали. По крайней мере, на этот раз я сделаю это по собственному желанию.

— Значит, мы заключили сделку?

— Нужно позвать адвоката, чтобы подписать контракт?

— Пока что будет довольно простого рукопожатия.

Он протянул руку. Рука была большая и грубая, с мозолями от меча на ладони. Она в ответ протянула свою руку, но он попятился.

— Могу я сделать небольшое дополнение к нашему соглашению? — Его глаза хитро поблескивали.

Обаяние, которое умел источать этот человек, просто приводило в бешенство.

— Вы можете попробовать, — ответила она.

— Когда мы вернемся, вы снова сыграете мне на вашей виоле да гамба.

Волна смятенных чувств нахлынула на нее.

— Зачем вы делаете это со мной?

— Потому что я считаю, что сделка справедлива и будет в высшей степени полезна для моих торговых дел.

— Вы можете не верить в мою интуицию, — сказала она, — но я чувствую, что за вашим согласием кроются какие-то более глубокие мотивы, чем просто забота о коммерческом предприятии.

Тангейзер рассматривал ее, как показалось, несколько минут, хотя, наверное, это были всего лишь секунды. Он вроде бы подсчитывал, какую часть себя может показать ей, а она чувствовала, что в самом потаенном уголке его личности лежит горе, глубокое, вечное, как и ее собственное. Может быть, даже более глубокое. Если бы он заключил ее в объятия, она не стала бы возражать.

— Однажды я видел мать, которая сражалась, защищая своего ребенка, — сказал Тангейзер.

— И это все?

— Та мать потерпела поражение, — добавил он.

Карла ждала. Но Тангейзер больше не сказал ничего.

Он улыбнулся, обнажив неровные зубы. Протянул руку. Карла протянула свою, он пожал ей руку, и внезапная дрожь пробежала по ее коже.