— Так вот, — сказала она, — я рассказала вам все. Теперь ответьте мне, возьметесь ли вы за мое дело и какова будет цена. Какой бы она ни была, я заплачу.

— Монах, отец вашего ребенка… — произнес Тангейзер. — Кто он такой?

— Неужели моя история все еще недостаточно скандальна, чтобы вы могли поделиться ею в своей таверне?

Тангейзер засмеялся, так же непринужденно и звучно, как прежде, и ее вдруг охватило внезапное желание ударить его.

— Чтобы позабавить собирающийся там сброд, потребуется куда более пикантная история, — сказал он. — Нет, я задаю этот вопрос не из пустого любопытства. Может быть, внебрачные связи у вас и не приняты, однако же на Мальте живет немало рыцарских бастардов. Если ваш любовник, я говорю в самом лучшем смысле этого слова, был госпитальером и если сейчас он среди тех, кто собрался защищать остров, лучше бы мне об этом знать.

— Он был не рыцарь, а монах, из другого монашеского ордена. Он бежал с Мальты без предупреждения, раньше, чем я сама узнала о том, что жду ребенка… — Она прервалась, чтобы подавить еще один сильный приступ гнева. — С тех пор я ничего не слышала об этом человеке.

— Он разбил вам сердце, — заметил Тангейзер.

Карла выжидала до тех пор, пока не уверилась, что голос ее не будет дрожать.

— Мне потребовалось много лет, чтобы забыть его лицо. Я забыла бы и его имя, если бы могла. Но если вы попросите меня, я назову вам его.

Он отмел ее предложение взмахом руки.

— В вас говорит гнев и боль незалеченных ран, — сказал он. — Но если он не байлиф[57] одного из лангов или какой-нибудь другой высокопоставленный рыцарь, его имя меня совершенно не интересует. Забудьте его раз и навсегда.

Он поднялся со скамьи и прошелся между рядами роз. Затем остановился и повернулся к ней.

— Итак, ближайшая задача, если я все правильно понял, состоит в том, чтобы отправиться на Мальту, минуя турецкую блокаду, отыскать двенадцатилетнего мальчика, чье имя и внешность нам неизвестны, а затем с его молчаливого согласия, которого, кстати, может быть, он и не даст, вернуться с ним на Сицилию, не попав при этом на виселицу как дезертир или как шпион Великого турка.

Она смотрела на него, не в силах заговорить. Ее оцепенение привело его в недоумение.

— Разве я понял что-то неверно? — спросил он.

— Все верно. Просто мои надежды не простирались так далеко.

— Что это значит?

— Вы привезете моего мальчика обратно на Сицилию?

Он развел руками.

— А есть какое-то другое место, куда его надо привезти?