— Засеки время, Моисей.
Гесс кивнул и посмотрел на часы.
Позади них за длинным пультом расположился бортинженер Питер Кан. Лампочки на пульте светились, стрелки индикаторов отмечали показания. Кан повернулся к Бекеру и сказал по-английски:
— Все системы работают нормально.
Услышав английскую речь, Бекер улыбнулся.
— Отлично.
— Одна минута, — объявил Гесс.
В салоне тихо переговаривались пассажиры и обслуживающий персонал. Список пассажиров включал десять делегатов и двадцать пять помощников плюс два стюарда, две стюардессы и старший стюард Лейбер. Расположились среди пассажиров и шесть сотрудников службы безопасности во главе с Иаковом Хоснером. Том Ричардсон отыскал себе место рядом с Джоном Макклуром и теперь болтал без остановки, пытаясь втянуть в разговор молчаливого разведчика. Генерал Добкин в очередной раз просматривал бумаги, которые ему предстояло передать руководству Пентагона. Исаак Бург сидел один, читая газету и посасывая незажженную трубку. Раввин Левин вел спор на религиозную тему с одним из делегатов. Всего в пассажирской декларации было указано пятьдесят пять человек, включая экипаж и обслуживающий персонал. Разрешение на провоз дополнительного багажа выразилось в том, что вес «Конкорда» приблизился к максимальному взлетному весу в условиях данной температуры воздуха.
Мириам Бернштейн сидела позади Абделя Джабари, который устроился рядом с Ибрагимом Арифом. Сидевший через проход от них нервный молодой сотрудник службы безопасности Моше Каплан тупо уставился на черно-белые клетчатые традиционные головные уборы арабов.
Салон был маленьким: два ряда по два кресла, человек ростом сто восемьдесят сантиметров едва не касался головой потолка. Но французы отделали салон с присущим им вкусом, поэтому выглядел он роскошно. Недостаток пространства не имел особого значения, потому что «Конкорды» редко находились в воздухе более трех с половиной часов.
Убранство салона завершал большой, смонтированный на стене указатель числа M, что позволяло пассажирам видеть скорость самолета. Сейчас красные неоновые лампочки высвечивали: «Мах 0-00».
В кабине Гесс оторвал взгляд от часов.
— Время.
Бекер отпустил тормоза и дал газ. Самолет начал движение. Катясь по длинной блестящей взлетной полосе, он набирал скорость.
— Шестьдесят узлов, — объявил Гесс.
— Все в норме, — откликнулся Кан, не сводя глаз с приборов.
Бекер приказал включить форсаж.
Бортинженер пробежался пальцами по кнопкам, включил две внешние форсажные камеры, потом две внутренние.
— Работают все четыре форсажные камеры, — крикнул он, и в этот момент один за другим раздались шумы, подтверждающие его слова.
— Сто узлов, — объявил Гесс.