– Не всегда. – Увидев искреннее непонимание на моем лице, шейдер тяжело вздохнул. – Мелочь, что ты вообще помнишь о своем отце?

На самом деле я не помнила почти ничего – лишь смутные расплывчатые образы в ореоле тепла и света. Большие ловкие руки, добрая улыбка, лучистые морщинки вокруг глаз. Я точно знала, что отец любил меня – мастерил простеньких роботизированных кукол с нарисованными лицами, баловал тайком от мамы настоящими органическими фруктами и соком, играл со мной, а перед сном рассказывал придуманные им самим сказки, которые я когда-то выучила наизусть все до единой. Он был моим супергероем, неунывающим и всемогущим, и в целом мире не было для меня никого важнее и ближе.

Да, я почти ничего не помнила о нем самом, но день, когда я лишилась отца, врезался в память, почти не потускнев со временем. Как будто солнце погасло, на долгие годы погрузив меня в холод и темноту, где не было места любви и заботе. Ли Эббот и мать, с которой мы лишь сильнее отдалились друг от друга, не могли заменить его. Никто не мог. Только с Михелями я понемногу начала оттаивать, возвращаясь к жизни…

Я вздохнула, прогоняя тяжелые воспоминания.

– Он был хорошим отцом. Цивилизованным шейдером. Не прятался, не нарушал закон. Отец никогда не позволял себе быть таким, как вы.

– Мы?

Кессель вопросительно изогнул бровь.

Я вдруг осознала, что почти ничего не знаю ни о привычках самого Хавьера, ни о деятельности «Механического солнца». Но, к счастью, за примером далеко ходить было не надо.

– Ну, например, твой… – хотелось сказать «брат», но и в этом я до конца не была уверена, – еще один Кессель.

Шейдер посмотрел еще выразительнее.

– Его вспыльчивый характер, неразборчивость в связях и регулярные секс-марафоны кого угодно с ума сведут, – пожаловалась я. – Как вообще можно нормально отдохнуть, когда за стенкой стонут на все лады, а звукоизоляция в жилом блоке никакая? Я бы попросила себе другую комнату, но там тоже будут две смежные стены, и кто гарантирует, что за какой-то из них не окажется очередная его любовница. А то и за обеими… Что? Что не так?

Боевик даже не попытался скрыть насмешливую улыбку, растянувшуюся от уха до уха.

– Звукоизоляция на базе как раз хорошая… – вдоволь насладившись моим возмущенным лицом, пояснил он. – Это ты зачем-то решила подслушивать.

– Что? Как?.. – Я мысленно застонала, прочитав в его глазах ответ. – Шейд.

– Да, шейд.

Я стиснула зубы, злясь на себя за вспыхнувшее краской лицо. Ну вот. Хотела пожаловаться на разнузданного соседа, а в результате буквально расписалась в собственном неудовлетворенном желании. И перед кем? Перед Хавьером Кесселем, от одного взгляда которого шейд внутри устраивал гормональный шторм.

И наглая шальная улыбка шейдера, становящаяся все шире и все наглее, никак не помогала собраться с мыслями. Даже наоборот…

– Не уходи от темы, – выпалила я, до боли прикусывая внутреннюю сторону губы, чтобы привести себя в чувство. – Мой отец…

Шейдер усмехнулся, всем видом давая понять, что раскусил мою жалкую попытку вернуть разговор в деловое русло. Но спорить отчего-то не стал.

– Ты права, – кивнул он. – Твой отец не был похож на Анхеля. Андрес Диаз был умным манном, одним из немногих чистокровных шейдеров, допущенных к научной деятельности наравне с лучшими литианскими специалистами. Он занимался терраформированием – разрабатывал технологии для создания колоний, изучал звездные системы на наличие пригодных для жизни планет вне Литианского сектора. Правительство возлагало на его проект большие надежды. Считалось, что новый, богатый ресурсами мир расширит сферу влияния литиан и упрочит их положение в масштабах галактики. Но в один момент… все изменилось.