– Что нет?

– Нет, не бесполезным. И нет, мне не плевать.

– Почему? – искренне удивилась я. Кессель выразительно посмотрел на меня, а я… опять подумала совершенно не о том. – Слушай, только не надо говорить, что это из-за сексуального притяжения. Да, признаю, нас тянет друг к другу. Но, по сути, это ведь ничего не значит, верно? Шейдам плевать, как и с кем получать энергию. Это просто гормоны, инстинкты. В природе шейдеров не испытывать привязанности и не хранить верность. Секс – это просто еда для второй сущности, если ее не подавляет блокиратор…

Темная бровь насмешливо изогнулась. Я осеклась под его внимательным взглядом.

– Ну, что? Что?

Кессель вздохнул.

– Шейдер – это не только шейд, мелочь, – снисходительно, словно неразумному ребенку, объяснил он. – Далеко не все в жизни шейдеров крутится вокруг секса.

– Но… в чем тогда дело?

– Дело? Дело в том, что много лет назад… Я обещал твоему отцу, что с тобой ничего не случится.

Заготовленный ответ застрял в горле. Я смотрела на Хавьера во все глаза, одновременно веря и не веря его словам.

Тишина давила, нервы были точно натянутый трос. Хотелось продолжения, но шейдер не спешил объясняться.

– Рассказывай, – нервно выпалила я, когда молчание стало уже совсем невыносимым. – Все. На этот раз я не отпущу тебя, пока ты не закончишь. И никому не позволю нам помешать.

Вместо ответа шейдер прошел мимо меня в кабинет и запер дверь изнутри. А потом остановился ровно под пустой шестигранной нишей меж двух шкафов. Нишей, где когда-то… была панель с выгравированным механическим солнцем, перенесенная на мемориал в старом полуразрушенном ангаре. И где отец, держа меня на руках, мечтал о лучшем мире для всех нас.

– Хорошо, мелочь, – тихо проговорил Хавьер Кессель. – Будь по-твоему.

– Что ты хочешь узнать?

Я тяжело сглотнула. В горле почему-то пересохло, слова давались с трудом.

– Все. Все как есть. Как мой отец оказался втянут в дела «Механического солнца»? Почему Рамон обмолвился, что он торговал наркотиками? Да и вообще, почему я никогда не знала, что у меня есть дядя?

Кессель усмехнулся.

– Ну, последнее – это просто. Видимо, твоя мать не особенно распространялась о своих родственниках. Логично – они с братом не очень-то ладили. Она не смогла простить переезда в трущобы ни ему, ни твоему отцу.

– Переезда? – недоверчиво переспросила я. – Мы же всегда жили в трущобах.