Глава 17

– Я уж думал, придется вытаскивать тебя из той дыры, куда ты забилась, – проговорил он с неприкрытым самодовольством. – Но нет, смотрите-ка, пришла сама.

Куда там ходить – прямо сейчас я едва могла удержать голову, чтобы не повиснуть безвольным кулем на волосах, намотанных на стальной кулак. Насыщенная блокиратором кровь неслась по венам жидким огнем, а бешено колотящееся сердце лишь помогало быстрее отравить тело. Глубоко внутри бился в агонии шейд, но с каждым ударом пульса наша связь становилась все слабее. Невольно вспомнился рассказ Хавьера о смертельных испытаниях экспериментального блокиратора на детях шейдеров.

Что ж, передозировка – тоже верный способ отправиться на тот свет. На радость Ли Эбботу.

«Нет, не дождется».

Откат от тройной дозы блокиратора был чудовищный. Меня бросало то в жар, то в холод, рубашка на спине враз промокла от пота. Внутренности скручивало в тугой узел, завтрак и выпитый на пересадочной станции кофе неудержимо просились наружу. Я крепко, до хруста стиснула зубы, сдерживая колотящую тело дрожь. Нельзя было проявлять слабость – не перед отчимом, только не перед ним.

Тонкие бледные губы растянулись в издевательской мерзкой ухмылке.

– Да-да, – удовлетворенно протянул он, с наслаждением разглядывая меня. – Вот что бывает, когда не подчиняешься правилам. Инъекции должны быть регулярными, Сола, разве не этому тебя учила мать? – Кулак Ли Эббота, крепко сжимавший мои волосы, взметнулся вверх, вздергивая меня на колени. Я зашипела, смаргивая выступившие слезы. Отчим довольно улыбнулся. – Как видишь, в противном случае возвращение к цивилизованной жизни может оказаться… болезненным. Сержант, – обратился он к одному из литиан, равнодушно наблюдавших за разговором, – посади-ка ее на стул.

На плечах сомкнулись металлические сочленения экзоперчатки. Полицейский грубо поднял меня на ноги и подтащил к стулу, не иначе как специально принесенному сюда из ближайшей комнаты для допроса. Резкий тычок в грудь – и я мешком повалилась на жесткое сиденье.

– Не горбись! – хлестнул по ушам недовольный окрик Ли Эббота. – Спину ровно, руки на подлокотники!

Тело, ослабленное блокиратором, не слушалось, поэтому за меня приказ капитана пришлось исполнять полицейским. Один надавил на плечи, другой мертвой хваткой стиснул запястья. Наручники отчим активировал сам – я и не сомневалась, что он не сможет отказать себе в этом маленьком удовольствии.

Щелчок, щелчок. Металлические обручи крепко оплели тело, не давая пошевелиться. Чужие руки на запястьях и плечах пропали – полицейские отступили, оставляя меня на расправу Ли Эбботу.

Отчим медленно наклонился ко мне. Блеклые водянистые глаза маслено заблестели, ноздри задрожали, выдавая нервное учащенное дыхание. Ли Эббот сгорал от нетерпения и желания как можно скорее приступить к допросу, но растягивал удовольствие, наслаждаясь беспомощностью жертвы.

Шиссов садист!..

О, он всегда любил это – упоение властью, безнаказанность, пьянящее, возбуждающее чувство собственного превосходства. Я хорошо помнила те дни, когда отчим возвращался домой из участка с удачно проведенного допроса, шатаясь, словно после хорошей попойки, и довольно потирая кулаки со стесанными от ударов костяшками. У него был такой же взгляд как сейчас – безумный, шальной взгляд наркомана, предвкушавшего новую дозу. И было уже все равно, что делать и как вести себя. Покорность лишь сильнее заводила его, а сопротивление срывало в неконтролируемую ярость. И исход в обоих случаях был один.

Холодный металл экзоперчатки коснулся кожи. Бронированный палец погладил бьющуюся жилку на шее и замер в ямочке между ключицами. Ли Эббот надавил – не сильно, но ощутимо, – словно давая понять, что в его власти одним движением перекрыть мне кислород или свернуть шею. Я знала, отчим ждал моей реакции – малейшего толчка, любого повода, который развязал бы ему руки, позволив перейти к более решительным методам воздействия. И мне хотелось – шисс, как же мне хотелось! – вывернуться из-под его мерзкой лапы или хотя бы плюнуть в его ненавистные глаза.