– А чем же славянские ведьмы отличаются от других? – поинтересовался Панфил, сделав пометки в блокноте и перевернув страницу.

Записная книжка стремительно заполнялась. Еще немного и профессору понадобится заводить собственный гримуар.

– Контактами с чертями. – хмыкнула я, увидев широко округлившиеся глаза профессора. – Да вы не переживайте так. Ведьмы нечасто свою душу продавали, обычно просто были вынуждены общаться с жителями преисподней в виду своей природы.

– А рогатые и рады довольнехоньки, – раздалось ехидное от воды. – чай у них-то все девоньки с рогами и характерами паскудными. А тут те девица-краса, да еще и избавиться от тебя не может. Вот тогда ликовали копытные.

Мы с профессором, как по команде, повернули головы в сторону звука. Голос явно доносился из-под глади воды, со своего места я даже могла видеть пару зеленых глаз, горячих неоном под водой. Водяной выныривать не спешил, и винить его за это я не могла.

– Это…кто? – шепотом поинтересовался Панфил и, не дожидаясь моего ответа, тут же произнес – А почему я его не вижу?

– Потому что он под водой прячется. – отозвалась я и, поднявшись на ноги, отряхнула джинсы.

– И тут сидеть буду, – раздалось недовольное. – Приперлись тут, камнями все дно засорили. Шли бы к себе, да и засунули себе эти камни…Тьфу.

– Мы-то уйдем, – произнесла я, пододвигая гостинцы, осторожно переданные профессором, ближе к краю мостика. – да только ты от этого в убытке и останешься. Чай не каждый день к тебе ведьмы приходят.

Вода у моста забурлила, вскипая, словно кто-то резко увеличил температуру. Панфил, во все глаза следивший за метаморфозами, поднялся на ноги и подался вперед. Пришлось остановить его движением руки, чтобы не свалился в воду. Пусть у берега и не утонет, а все-таки неприятно.

Тем временем из воды вылезла длинная зеленая рука, подозрительно похожая на ласту. Водяной ощупал деревянный мост и, не глядя, схватил баранку. Осторожно поднес ее к воде и, словно принюхавшись, утащил к себе.

Несколько секунд ничего не происходило, только из-под моста доносился довольный чавк. Но, как только он стих, наружу выглянула макушка, покрытая гламурными розовыми водорослями, а сразу за ней полностью показалась голова. Водяной имел симпатичный оттенок свежей плесени, а на носу у него красовалась пиявка. Молочно-белые глаза без зрачков, не отливающие зеленым на солнце, уставились на нас.

– И чего вам надобно? – все еще недовольно, но уже на порядок дружелюбнее поинтересовался водяной, протянув руку за второй баранкой. – Неужто кильки из пруда исчезли? Так это не я. Сами они уплыли, надоели им кикиморы местные. А я не изверг, чай принял их у себя.

– Мы не из-за пруда, – покачала я головой, присев на корточки. – а ты бы осторожнее с рыбой-то. У пруда авось и водяной имеется, а ты, почитай, рыбу у него спер. Кабы не явился он.

Водяной задумчиво взглянул на меня, нахмурив изящные брови-водоросли.

– Да не явится он сюды, – хихикнул он. – чай не дурачок какой. Сюда ж больше никто и не ходит из наших-то. Бояться хворь подцепить. Вона и утопленников не видать. Не ходют. Им, понимаешь, чистые водоемы подавай. Тьфу.

Водяной от переизбытка чувств засунул баранку полностью в рот, да и ударил ластой по пруду. От его движения поднялась небольшая волна, разбившаяся о мост и обдавшая водой не посторонившегося профессора. Блокнот, в который тот старательно записывал слова водяного, намок. Но стоило профессору пробормотать несколько слов, как влага испарилась, образовав облачко и исчезнув.

– М-да…– пробормотал водяной, оглядев вымокшего, но крайне довольного профессора с сухим и чистым блокнотом. – Так чего надо тебе, ведьма?

– Про хворь пришли мы узнать. – произнесла я. – Нам нужно знать, что это за напасть такая, да как с ней бороться.

Водяной замолчал, что-то прикидывая в уме. От напряженной мозговой активности водоросли на его затылке закрутились в разные стороны.