Гораздо сложней в работе полотера оказалось терпеть ежедневные насмешки и издевательства, как со стороны гостей, так и всего ресторанного персонала. И без того жалкое положение забитого бесправного существа усугубляла моя непохожесть на окружающих. В заведении Злюфы работали одни лишь трунги, на фоне которых чужак-землянин выглядел белой вороной.

К человеку-полотеру относились как к существу второго сорта, ненавистному всем прокаженному. Посетители — не все конечно, а несколько злыдней завсегдатаев — изо дня в день норовили подстроить какую-нибудь пакость. Официантки, стоило замешкаться у них на пути, лягались, словно сбесившиеся кобылы, или, что гораздо болезненней, норовили отдавить палец острым каблуком. Все это происходило с молчаливого одобрения садюги управляющего. Мне некому было жаловаться, приходилось стиснуть зубы и терпеть.

На раздаче, где официантки забирали подносы с заказанной едой, мне могли выдать завтрак или обед, или ужин в зловонной тарелке, предварительно вымазанной вчерашними тухлыми помоями. Малейшее же недовольство ужасным положением изгоя беспощадно каралось Рчифой, против увесистых кулаков и хлесткого хвоста которого я был бессилен.

И лишь по ночам, закрывшись в крошечной коморке, и рухнув без сил на старую скрипучую раскладушку, я наконец оставался наедине сам с собой. Перед сном неизменно вспоминал свою предыдущую жизнь в Москве, такую невообразимо далекую и безвозвратно потерянную. Горючие слезы непрерывным потоком катились из глаз, но я их не замечал. Замученный дневными хлопотами, я без оглядки бежал от жестокой реальности и искал утешение в спасительном омуте памяти.

Там, в земной жизни, у меня тоже не всегда все было гладко. Случались проблемы и в непростых взаимоотношениях с любимой девушкой, и по бизнесу, и всякие бытовые неурядицы. Но теперь они представлялись милыми забавными пустяками, расстраиваться из-за которых просто смешно. Вот сейчас я попал, так попал! По прихоти местного деляги меня, как котенка, выдернули из привычного мира и поместили в другой — враждебный, чуждый и непонятный. Я оказался на другой планете, где не только нет ни друзей, ни родственников, а в принципе человеческое лицо увидеть практически невозможно. Кругом одни лишь синие приплюснутые узкомордые хари трунгов. И теперь, возможно, до конца своих дней придется влачить жалкое существование живой игрушки, бесправного раба, безропотно выполняющего хозяйскую блажь за миску супа…

Под невеселые думки я забывался коротким беспокойным сном и через несколько часов просыпался от громкого требовательного стука в дверь. Пора было вставать, доставать из-под стеллажа тряпку с ведром и отправляться на проклятую каторгу.

Тяжко пережив первые самые трудные дни, я постепенно приспособился к своему положению. Научился молча сносить оскорбления, не реагировать на грубость и униженно молить о пощаде — от чего стал меньше подвергаться поркам. Приспособился уворачиваться от официанток и, подавляя брезгливость, жрать любую заплеванную, вонючую пищу — после чего травить меня стало неинтересно и качество питания заметно улучшилось.

Через неделю, наряду с многочисленными минусами по-прежнему отвратительной работы, я стал замечать и использовать редкие плюсы незавидного положения. Как и обещал Злюфа, работа полотера позволяла незаметно приглядываться к посетителям ресторана, прислушиваться к разговорам за столиками, и потихоньку собирать информацию о большом мире за стенами заведения, постепенно к нему привыкая.

Так, мне удалось разузнать, что ресторан, где работаю, находится в городе Груте, который, в свою очередь, располагается на открытой планете Зукда. Основное население планеты трунги составляли примерно девять десятых от всех жителей Зукды. Еще одна десятая — получившие гражданство выходцы с других планет, проще говоря, инопланетяне. Среди них было немало людей. Я периодически видел представителей вида гомо сапиенс среди посетителей ресторана. Но все они, в отличие от меня, были вольные граждане Великой Империи Хофа с открытых планет. А я нигде не зарегистрированный дикарь из Заповедной Зоны — бесправный раб, выкупленный хозяином у охотников за головами.

Но нет худа без добра. За две недели работы полотером я привык к симбиозу с Системой. Оценил практическую пользу от наглядной демонстрации составленных ею показателей. Да чего уж там, наблюдаемый мной ежедневно реальный рост ряда показателей наполнял хоть каким-то смыслом ежедневное однообразие каторги.

Конечно, специфика работы не позволяла равноценно прокачивать все показатели. Более того, такие показатели, как «Гипноз», «Телепатия», «Телекинез» и «Левитация», я даже не догадывался, как развивать. С «Интеллектом», «Силой» и «Скоростью» все было, вроде бы, худо-бедно понятно, но практика показала, что работа полотера совершенно не годится для их прокачки, за две недели их показатели сдвинулись на ничтожные сотые доли процента.

Зато с прокачкой «Выносливости» и «Регенерации» мне неслабо так подфартило. Тяжкий труд на износ и частые побои лихо закрутили маховик развития этих показателей. Текущий уровень их показателей ежедневно прирастал на пять-десять процентов. А по итогам двух недель и «Выносливость» и «Регенерация» отхватили аж по два новых уровня. Чуть медленней, чем «Выносливость» и «Регенерацией», но так же стабильно ежедневно развивалась и «Интуиция». Ежедневные стычки с официантками немало этому способствовали. С ростом показателя, я чаще угадывал направление нацеленных в мою сторону тычков обидчиц, вовремя уклонялся и, вместо злорадного писка, слышал раздраженное шипенье промахнувшихся трунг. За две недели «Интуиция» тоже подросла на уровень.

Благодаря обновлениям уровней «Выносливости», «Регенерации» и «Интуиции», я проследил взаимосвязь «Уровня развития» с уровнями показателей. «Уровень развития» отражал суммарную величину уровней показателей. Соответственно, с ростом уровня любого из показателей, автоматически поднимался и «Уровень развития». А следом подрастали и единицы «Здоровья», потому как они рассчитывались по незамысловатой формуле: «Уровень развития» помноженный на десять.