Члюфа Грууск раздал всем в казарме белые полоски мягкой шелковистой материи. И, вооружившись добытыми из ранцев нитками и иголками, мы стали нашивать полоски на правые рукава форменных костюмов.

Больше остальных поработать иглой пришлось це-дежам. Нам, в отличие от рядовых рекрутов, пришлось нашивать на рукав не одну, а две белые полоски.

Когда все нашивки оказались надежно пришиты и десятники доложили о выполнении дежами приказа, Члюфа вновь построил стож, вывел рекрутов из казармы в общий коридор и повел на экскурсию по подземной базе.

Мы посетили десятка два помещений, скрывающихся за неприметными, похожими, как близнецы, голубыми дверями базы. Это были очень разные помещения. От небольших тесных комнатушек, куда приходилось протискиваться дежами по очереди, до бескрайних залов, где легко могла разместиться разом сотня таких стожей, как наш.

В подавляющем большинстве это были разнообразные учебно-тренировочные аудитории и залы, в которых, вместо парт, громоздились ряды напичканных электроникой силовых тренажеров. С их помощью учебный процесс происходил в максимально приближенной к боевой обстановке, детально воссозданной с помощью виртуальности. Такие болезненно-реалистичные тренировки вынуждали рекрутов выкладываться на тренажерах до последнего предела и позволяли в кратчайшие сроки эффективно нарабатывать все необходимые боевые навыки.

Кроме тренажерных мы посетили еще несколько комнат психологической и сексуальной разрядки. Там, в отдельных зашторенных кабинках, имелись мягкие кресла, и на стеллажах вдоль стен лежали сотни колец индивидуальных виртуальных ретрансляторов, обещающих самые причудливые виртуальные грезы на любой вкус.

Разнообразное мудреное оборудование, которым под завязку были напичканы все помещения, везде контролировалось с пульта управления. Такой пульт в помещения, как правило, располагался около входа. За пультом везде оказывался оператор в форменном костюме-трико.

По просьбе Члюфы Грууска, хозяин помещения выходил из-за пульта и устраивал нам экскурсию по своей вотчине.

Нам подробно рассказывалось о назначении каждого вида оборудования. И рассказ щедро приправлялся непонятными технологическими терминами. Непривычные к долгим нудным лекциям, мы быстро теряли интерес к происходящему, и лишь страх перед наблюдающим со стороны це-стожем заставлял хранить на лицах заинтересованные выражения и подавлять зевки.

Когда истомившихся слушателей, наконец, выводили обратно в общий коридор базы, очумевшие от переизбытка информации рекруты словно выходили из транса и начинали много и бурно общаться друг с другом, шумно обсуждая услышанное и увиденное.

Растянувшаяся до полудня экскурсия закончилась в огромной столовой, заставленной сотнями аккуратных четырехместных столов. Это гигантское помещение единственное на базе, куда из общего коридора вело сразу четыре двери.

Утомившемуся от долгой ходьбы стожу здесь был дарован час отдыха, в течение которого мы должны были успеть заодно и пообедать.

По примеру Члюфы Грууска и других военнослужащих — потоки которых из всех четырех дверей, по причине полуденного обеденного времени, ширились прямо на глазах — рекруты шестого сборного стожа вооружились чистыми подносами и, пристроившись в конец длинной очереди, двинулись вдоль вереницы открытых витрин с уже готовыми блюдами.

Набрав полный поднос всякой всячины, я одним из последних вышел из очереди и направился искать свободный столик.

Казалось бы столов здесь тьма-тьмущая и считанные минуты назад практически все пустовали, но теперь, как назло, все вдруг оказалось занято, и так плотно, что около столов не осталось ни одного свободного стула.

Рекруты моего десятка успели занять два соседних стола, но за каждым уже сидело по четыре человека, припозднившийся це-деж оказался девятым лишним.

Впустую пробродив пару минут по залу среди занятых столиков, решил пообедать прям так — стоя, притулившись возле стенки и прижав к ней поднос. Спас Смерницкий, призывно замахавший с другой стороны зала.

Окрыленный надеждой на освободившееся место, я вернулся к столикам ребят. Увы, все восемь стульев по-прежнему были заняты.

— Че надо? — не сдержавшись, выплеснул накопившееся раздражение на Артема.

— Эй-эй-эй, полегче, — изобразил испуг Смерницкий. — Не надо меня наказывать, о суровый, но справедливый, це-деж.