С трудом сдержав мученический вздох, я все же взглядом высказал все что, о нем думаю. Вот стоило только согласиться на эту сделку, как отец сразу развил бурную деятельность. Ведь и двух недель не прошло с моего согласия. А что оставалось делать, если иначе отец не соглашался отпустить меня пожить «человеческой» жизнью? И ведь оправдание его строгости было пустым: я нужен клану. Угу, как же! Отец с братом и без меня прекрасно справляются. Но, в принципе, против Катрин я ничего не имел. Она красива, умна, сексуальна; да, высокомерна, но это объяснимо влиятельностью и богатством её клана. Мы несколько раз проводили выходные вместе, и впечатления остались самыми приятными. Поэтому я и не стал сильно противиться в этот раз сводничеству отца. К тому же после нашей свадьбы все межклановые разногласия исчезнут. А то уже надоели постоянные стычки из-за сфер влияния и спорных территорий. Но вот зачем так торопиться, если мы живем вечность? Отцу, видно, надоело ждать, раз он раздраженно окликнул меня: – Максимилиан?
– Лет через пять-шесть, – пожав плечами, сказал я. Заметив удивленные взгляды окружающих, я спросил: – А куда спешить? – Я посмотрел на Катрину и решил прояснить ситуацию, чтобы погасить её обиду: – Я не отказываюсь от своих слов, ни в коем случае. Просто… ты же знаешь, что иногда я развлекаюсь, проживая пять-шесть лет обычной «человеческой» жизнью. Вот неделю назад я и начал новое развлечение. – Да, о моих «загулах» знали многие, некоторые искренне не понимали меня, некоторые просто злословили, немногие одобряли. Но при этом каждый из нас периодически живет по две-три недели в год обычной жизнью. Мне же было наплевать на мнение окружающих. Каждый по-своему борется со скукой – невольным спутником «вечной» жизни: кто-то плетет интриги, чтобы добиться большей власти, кто-то развлекается охотой на людей (по закону, раз в месяц нам разрешено охотиться на людей, естественно, на территории своего клана), кто-то постоянно меняет любовниц, есть путешественники (и как не надоедает, ведь Земля не бесконечна!), есть даже ученые. А я вот периодически погружаюсь в мир людей.
– А чем наша помолвка может помешать тебе? – с легкой улыбкой спросила Катрин. Неужели не понимает? Или просто притворяется? Я поморщился, но все же пояснил:
– Как будто я не знаю, что последует за официальным объявлением о помолвке! Приемы, званые ужины, встречи с другими главами, поездка к Старейшинам… К тому же потом вы начнете торопить меня с самой свадьбой. – Выразительный взгляд на Витторио, своего отца, но тот и не думает отводить глаза. – И тогда конец моей человеческой жизни. – Катрин с отцом еле заметно кивнули, принимая мои доводы. Правда, мы ещё немного поспорили насчет срока и сошлись на четырех годах. Дальше ужин прошел без неприятностей.
А после него все перешли в гостиную, где стали неторопливо обсуждать текущие дела, политические и экономические неурядицы в человеческом мире. Для нас они не имеют большего значения, наши миры почти не пересекаются. Они не могут влиять на нас, а игры с властью и в человеческом мире вампирам давно уже наскучили. Но так, для общего ознакомления, да и по привычке следим за обстановкой на планете. А то вдруг опять понадобится наше вмешательство. После изобретения ядерного оружия мы уже не допускаем крупных войн. Конечно, мы не проводили эксперименты, как на нас повлияет радиация, но без пищи долго не протянем. Да и вампиры, оказавшиеся в эпицентре взрыва, погибнут: не поможет ни наша регенерация, ни нечеловеческая сила, ни скорость, ни реакция. Вот поэтому, когда назревают глобальные конфликты, появляемся мы, общаемся с главами государств. Напоминаем, что не одни они живут на Земле, и даже не угрожая, а просто констатируя факт, предлагаем: либо вы договариваетесь с оппонентами, либо мы вас уничтожим. Ещё ни один президент не стал строить из себя героя. Я сам участвовал пару раз в таких «воспитательных беседах».
Сейчас я старался вслушиваться в разговор, даже вставлял свои замечания. Я совсем недавно узнавал более подробно об экономической ситуации в мире. А когда решал, кем и где мне провести ближайшие несколько лет, недолго колебался. Пусть Россия и не самая процветающая страна, но в ней есть свое очарование. И все-таки здесь наша территория (вся Европейская часть России и Прибалтика принадлежит нашему клану). Хотя, если бы я захотел пожить в любой другой стране мира, проблем особых бы не возникло: давно прошли времена открытой вражды кланов. А последняя война была около пятисот лет назад, когда я был ещё молодым. Тогда и погибла моя мать. Нет, она не сражалась, просто её хотели использовать, чтобы надавить на отца. Но Милена не позволила взять себя в плен. В итоге мы победили – не только благодаря моему отцу, который чуть с ума не сошел (до сих пор не понимаю, как он не ушел за грань вслед за любимой), когда узнал, что произошло. На нашу сторону перешли кланы, которые до этого игнорировали бойню. Потому что убить Избранницу вампира, мать его детей – не просто пойти против законов, это против самого общества, против всех вампиров. Мы любим всего один раз в своей жизни, один раз в бесконечно долгой жизни. Правда, не все способны на это чувство. Помню, как мама часто повторяла мне, что я ещё встречу свою энарин. Тогда я верил, что это возможно, теперь уже нет. Я знаю больше половины всех представительниц нашей расы на Земле, но ни к одной из них я не испытываю ничего похожего на любовь, даже к Катрине. Можем ли мы любить людей? Я не помню случая, чтобы энарин вампира был человеком или обращенным. Слишком разные мы, совершенно разные виды разумной жизни, пусть и похожие внешне. По-разному воспринимаем и саму жизнь, и время, и всё…
Многие вампиры воспринимают людей как игрушки. Забавляются, играя в «человеческую» любовь и дружбу. Для людей эти слова почти ничего не значат: сегодня говорят «люблю», завтра – «ненавижу»; сегодня клянутся в вечной дружбе, завтра подставляют, чтобы получить побольше деньжат, занять более высокую должность – проще говоря, выбить себе место под солнцем получше. Не все люди, конечно, такие, но большинство. Я часто удивляюсь: как же они глупы! Потом вспоминаю, что у них слишком короткая жизнь, чтобы понять, что нет ничего важнее любви, а они её продают, меняют, не замечают, забывают в погоне за иллюзорными ценностями – деньгами, властью, славой. Хотя они упрощают это слово, для них любовь означает смесь желания, интереса, симпатии и гормонов, для нас это сама жизнь. Так почему они могут влюбляться несколько раз в жизни, а мы – нет? Почему лишь немногие из нас встречают энарин? Возможно, это наша плата за бессмертие? Точнее сказать – долголетие, ведь убить нас сложно, но можно.
Я резко вернулся в реальность, почувствовав прикосновение к своей руке. Взглянув в голубые глаза Катрины, я заставил себя улыбнуться. Да, она была необыкновенно красива, даже для нашей расы: миндалевидные голубые глаза, идеально правильные черты лица, прямые светлые волосы; её фигуре позавидует любая актриса или модель. Так почему сейчас мне кажется её красота блеклой? Почему сейчас вспоминается совершенно другое, не такое совершенное лицо? Катрина подняла руки, собираясь меня обнять за шею. О, черт! Я ловко увернулся и осторожно взял её руки в свои ладони. Заметив недоумение и непонимание в её взгляде, я притянул Катрину, положил её руки на талию и сам обнял её. Одновременно я осмотрелся по сторонам: в гостиной остались только мой отец и брат.
– А где Анджей? – уточнил я у Катрины после легкого поцелуя.
– Отец ждет меня на улице, но если хочешь, я могу остаться… – И соблазнительно улыбнулась.
– Не стоит, я сам через час уеду обратно в Питер. – Я виновато улыбнулся, и мы медленно направились к двери, негромко разговаривая. Я спрашивал о планах на ближайшее будущее, она интересовалась моей «человеческой» работой. Ещё один легкий поцелуй у машины, и я торопливо вернулся в особняк, где сразу налетел на отца.
– И что все это значит?! – не скрывая раздражения, выдохнул я. – Не успел я согласиться, как ты уже чуть ли не тащишь меня под венец! – Витторио молчал, а я продолжал грозно наступать: – И вообще, почему даже не предупредил о Монсальви, когда говорил о семейном обеде?
– Потому что знал, что тогда ты не придешь, – проворчал отец, делая шаг ко мне. Я хмыкнул (прекрасно ведь знал, что приду, я никогда не бегал от обязательств), больше не пытаясь строить из себя обиженного. Знаю, что отец никогда не будет заставлять меня делать что-то против собственной воли. Вот, даже позволил в нормальной обстановке обсудить сроки помолвки, без всего семейства Монсальви. Анджей был самым адекватным из них, но так должность главы обязывает. И отец даже не пытался встревать в наш разговор или как-то торопить меня со сроками. Мы уже удобнее устроились на диване, взяв по бокалу «красненького». Я рассказывал о своей новой жизни, о работе, о квартире. О Веронике не стал даже упоминать: пока сам не разберусь, кто она такая, другим знать о ней не обязательно. Но братишка очень быстро пронюхал, что я пытаюсь что-то скрыть.
– Ну и кто она? – с хитрой улыбкой спросил Алекс. Изобразил непонимание, не прокатило. – Та, ради которой ты так старался остаться свободным на четыре года. Ведь и с приемами, и со всем остальным можно было повременить, устроить роскошный вечер, на который позвали бы всех глав кланов с супругами. Объявили о помолвке – и все! Так нет же, хотел быть именно свободным от всяких уз! – Я молчал, как партизан, но Алекс не отставал: – Ну же, Макс, ты же знаешь, что никто ни о чем не узнает.
– Её зовут Вероника, ей двадцать три года, мы работаем вместе…– со вздохом начал я. О своих подозрениях и душе я даже не упомянул. Витторио лишь покачал головой. Ничего удивительного в этом он не видел, вампиры часто устраивали себе кратковременные романы с людьми. Даже состоявшие в браке вампиры позволяли себе это развлечение, и это не считалось изменой. Ну, разве стал бы человек ревновать любимого к красивой бабочке за то, что он любуется её красотой? Ведь срок жизни этого увлечения – всего лишь несколько минут.
Глава 6
Вероника
После ухода вампира я ещё долго приходила в себя. Эпитеты и гиперболы, посвященные себе, родимой (сплошь нецензурного содержания), иссякли минут через тридцать и при этом не повторились ни разу. Зато адреналин пришел в норму. Нет, это ж надо было додуматься позвать его домой! Ведь догадывалась, что этот признак надуманный, но нет, надо же обязательно проверить! А потом в течение полутора часов трястись в размышлениях: съест – не съест, но покусает точно? Или все же нет? Или все же да?
Немного успокоившись, позвонила Люде и рассказала о своих приключениях. Она долго ахала и охала (пару раз проговорилась, что хотела бы оказаться на моем месте, и вместо кофе она бы предложила…, замолкала, но смысл по её вздохам мне и так понятен, и возвращалась к аханью). Потом мы обсудили планы на завтра. Я все пыталась отмазаться от пореза бумагой (пока безуспешно), но Люда была непреклонна. Хорошо, хоть на вторую половину дня перенесли экзекуцию: может, ещё придумаю, как этого избежать? А наутро придумали финт с зеркалом. И как я сама о зеркале, что висело у Люды в шкафу, умудрилась забыть?! Ну, ничего, теперь-то я точно поймаю его отражение!!! Поболтав ещё немного, я положила трубку. Посидела в Интернете с часок, посмотрела телевизор. Перед сном собрала обед на завтра и проверила в десятый раз за вечер, положила ли я в сумку фотоаппарат. Положила! И даже не забыла купить пленку и вставить её, и о батарейках тоже не забыла. После проверки завалилась в кровать, не дожидаясь возвращения родителей.
А вот ночью мне в первый раз приснился Максим. Хм-м… и сон был с эротическим подтекстом. К чему бы это? Нет, вначале все было прилично: мы с коллективом сидели в каком-то баре, веселились на полную катушку (явно что-то отмечали). Потом Максим вызвался подвезти меня до дома (это после выпивки-то!), я не возражала (ну, не дура ли?). Самое интересное началось, когда мы подъехали к дому. Максим удержал меня за руку и, притянув к себе, склонился к моей шее. «Укусит!» – подумала я, но вместо боли почувствовала невероятно нежные и в то же время обжигающие поцелуи на своей шее…