– Ятаганы по пять сомов продал – это что получше сталь, те, что худые, по полтора сома. Копья все полсотни штук отдал за 25 сомов. Доспехи купили не торгуясь, видно, смута у них намечается. Забрали все: и те, что из немцев привезли, и что зимой ты привез, когда Косого побили.

– А османские? – спросил Андрей.

– Эти в первую голову забрали, – усмехнулся Лука и подвел итог, не испытывая более терпение государя: – Итого выручил… – воевода с довольным видом водрузил три здоровенные кожаные сумки, под завязку набитые серебром.

Андрей чуть не подавился куском мяса, когда увидел такое. Лука Фомич где-где сама осторожность, да видно, любовь все мозги отшибла у него. Таскаться по городу с торбами, под завязку набитыми серебром, – это даже не глупость, это дурость.

Князь закашлялся, и воевода заботливо похлопал государя по спине, чуть не перешибив позвоночник князя. Рука у бывшего ушкуйника тяжелая. Андрей однажды видел, как Лука убил человека, просто ударив его открытой ладонью в грудь. Андрей слышал о таких смертельных ударах, но эти слухи ходили о восточных школах боевых искусств, а Лука простой русский мужик, восточным техникам не обученный. Хорошо хоть не пришиб, с Луки станется.

Прокашлявшись, Андрей недовольно зашипел на воеводу, чтобы тот убрал сумы под стол, нечего демонстрировать такое богатство. Они сидели в трактире, расположенном в одном из кварталов Кафы, и квартал этот имел дурную репутацию. Больше из-за ночных происшествий, а сейчас день, но мало ли что…

Потом пришла очередь Кузьмы докладывать о состоянии раненых. Кузьма по совету князя отправился на поиски доктора. Таковой имелся в Кафе, и даже не один. Его визит к тяжело раненным обошелся в пять золотых флоринов. По золотому за голову. Легко раненных Кузьма решил пользовать сам, слишком уж дорого обходились услуги лекаря.

В это время в трактир заявились татары: Кулчук с вечными спутниками – Булатом и Ахметом. Они выяснили, где проживает папский посланник, но про ордынского мурзу ничего толком не узнали. Кулчук получил информацию из первых уст. Нет, конечно, посланник папы римского ничего не сказал татарам, он их даже не видел. Просто в услужении у слуги Господа была молодая татарка.

Она рабыня, одного из кафинских горожан, делающих свой маленький бизнес на сдаче невольниц в аренду. Бизнес, кстати, процветающий, позволяющий вкладывать вырученные деньги в торговлю икрой, кожами и другими товарами. Этот «Бургас» является торговым агентом одного уважаемого патрицианского семейства, и за семь лет сумел сильно разбогатеть, и через пару лет собирается покинуть Кафу, вернувшись в метрополию. Он даже успел написать прошение, где сообщал, что покинул метрополию в поисках пропитания и теперь зарегистрирован в Кафе, где уплачивает все положенные по закону налоги, и в связи с этим просит не облагать его налогами в метрополии, или на худой конец сделать скидку и дать отсрочку. Кулчук еще долго бы разглагольствовал про кафинца, но Андрей поспешил его остановить:

– Ты-то откуда это вызнал?

Слова князя были встречены ехидными улыбками татар. Булат, с трудом сдерживая смех, пояснил:

– Девку, что служанка-рабыня, наш пострел охмурил и задрал ей юбку. Вот пока он над ней трудился, она ему все и выболтала.

Трактир вновь взорвался от хохота. Теперь уж смеялись все. Редкие посетители, из тех, что щедро платили и потому не были изгнаны хозяином из таверны, испуганно оглядывались на компанию сарацин, искренне и по-своему справедливо относя русаков к сарацинам. Для европейцев что татарин, что русак – один фиг, сарацин.

– Ты про мурзу больше ничего не вызнал? – князь поспешил вернуть разговор в нужное русло.

– Вчера целый день этого святоши не было, уезжал по делам из города. А так нет, никто к нему не приезжал.

– Значит, так, – Андрей на минуту задумался, анализируя полученную информацию. – Бери серебро и покупай коней. Пошерстите в округе, может, что и вызнаете. Мурза, если не дурак, в город с сотней воинов не сунется.

– Лука Фомич! Давай отсыпь мне серебра… – попросил Кулчук, напустив на себя невинный вид.

Воевода слишком хорошо знал парня, чтобы поверить в бесхитростность татарина, и, кряхтя полез в суму и выложил на стол два десятка серебряных брусочков, по форме напоминавших ладью.

– И это все? – на лице молодого татарина проявилась нешуточная обида. Кулчук уже успел присмотреть себе отличного коня, за которого просили всего-то пять десятков флоринов, и просто жаждал стать счастливым обладателем понравившегося ему скакуна.

Лука с тяжелым вздохом вытащил еще несколько серебряных брусочков и, видя, как парень обиженно поджал губы, добавил-таки к куче серебра на столе еще столько же.