— Еще раз простите, что вас потревожила. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи. Если ко мне привяжется еще песня, я вас предупрежу.
— Чтобы я успела заткнуть уши ватой?
— Точно.
Возвращаясь на пост, медсестричка улыбалась.
— Ну и чудачка лежит в семьсот третьей! — сказала она подруге в регистратуре. — Буду скучать, когда ее выпишут. Слышала бы ты, как она нам рассказывала про своих семерых рыжих котов по кличке Сонни!
— У нее семь котов Сонни?
— Один. Просто каждого нового она называет Сонни. А еще она обещала после выписки всем нам прислать инжирного варенья и картинку с какими-то мышами, которые скачут по пустыне.
— Да она чокнутая!
— Пусть чокнутая, зато забавная. И безобидная. Совсем не то что кислые рожи, на которые мне обычно везет.
— Кстати, насчет кислых рож: приходил Уинстон Спраг, разорялся, щелкал пальцами, всех смешал с грязью. Одну из девочек довел до слез. Незнамо с чего нос задирает!
— Вот нахал! — Девушка оглянулась по сторонам, не слушает ли кто, и продолжала: — Наверняка свое хозяйство пудрит пуховкой.
Ее подруга приглушенно хихикнула:
— Еще как пудрит! Гаденыш!
Сомнения
Норма возвращалась из больницы домой, и на душе у нее было неспокойно. Она так и не решила для себя, стоит ли верить тете Элнер. По словам мистера Пикстона, предсмертные галлюцинации — дело обычное, да Норма и сама о таком слыхала. А Мэкки убежден, что приключения тети Элнер — всего лишь сон. Не исключено, но как знать? История, конечно, дикая и мало похожа на правду, но все же так хочется верить, что о нас кто-то заботится, пусть даже этот самый Реймонд! Норма всеми силами поддерживала в себе веру. Каждое утро первым делом она перечитывала открытку, что вручили ей при вступлении в Церковь единства. Открытка висела в ванной на зеркале.
Каждое утро Норма начинала «с миром», вверяла Господу все заботы и тревоги, но через пару часов успевала забыть, что он взял их на себя, и вновь они ложились ей на плечи. Отчего ей так трудно продержаться хотя бы день? И если Бог есть, что ему стоит явить себя и избавить ее от сомнений раз и навсегда? Неправда, что все верующие — сплошь замечательные люди. Столько веков они проливали за веру кровь! Ее мать, истая пресвитерианка, добротой не отличалась — и даже после смерти не смягчилась… судя по рассказу тети Элнер. Зато добрее неверующего Мэкки трудно сыскать на свете человека. «Немудрено, — думала Норма, — что столько людей находят отдушину в выпивке и наркотиках».
Гаденыш
Уинстон Спраг таращился в стену гостиной в своей роскошной квартире с телевизором последней модели, стереосистемой, тренажерами и прочей техникой, нажитой сомнительными путями. Взяв у старухи показания, он вернулся в кабинет и забыл бы о них — дельце-то пустяковое, — однако, перечитав показания несколько раз, уже не мог отделаться от слов Элнер. Очень уж красочно та описала чертов ботинок! Наверняка она чокнутая, но на всякий случай надо бы залезть на крышу больницы и проверить… Так он и сделал: поднялся на чердак, открыл дверь на крышу и обошел все кругом, заглянул в каждый закоулок. Пусто. Только дохлый голубь, а ботинка нет и в помине. Спраг уже почти жалел, что взялся проверять. Глядя с крыши на раскинувшийся внизу Канзас-Сити, он расхохотался, представив, как старушенция парит над больницей. Напоследок Уинстон остановил взгляд на старой пристройке, где теперь прачечная. Раз уж взялся, надо и там поискать, решил он. Дверь на пожарную лестницу оказалась заперта — пришлось спускаться и искать сторожа.
— Эта дверь всегда на замке? — спросил Уинстон.