— Нет.

— Двести флоринов туринской чеканки! — Гримберт непроизвольно повысил голос, — В одном таком флорине на тройскую унцию золота больше, чем в парижском, и на полторы больше, чем в гульдене…

— Нет.

Гримберт попытался быстро сделать в уме расчеты, однако цифры в голове с трудом ворочались, точно тяжелые булыжники. Ему бы дар Вальдо жонглировать числами…

— Вы предпочитаете венецианские цехины? Хорошо, это будет…

Вольфрам Благочестивый коротко покачал головой.

— Нет, мессир.

Этого Гримберт не ожидал. Он думал, хитрый разбойник начнет торговаться, юлить, пытаться выторговать себе свыше предложенного, а то и попросту начнет запугивать его. Так поступают все разбойники, столкнувшись с наживой. Но предводитель «Смиренных Гиен», кажется, имел свой взгляд на торг.

Нельзя идти ему на уступки, решил Гримберт, еще до того, как его вытянули из ямы, точно пескаря из пруда. Тогда он почувствует слабость и уверится в собственной власти. Надо действовать аккуратно, исподволь, очень осторожно и…

— Триста цехинов! — выкрикнул Гримберт, — Три сотни!

— Нет, юный мессир.

— Пять сотен, господин Вольфрам. Мой отец даст вам пять полных сотен! И баронский титул в придачу!

Вольфрам задумался, наморщив лоб.

— Баронский титул… Пять сотен… Щедрое предложение, юный мессир. Вот только… Титул баронский мне ни к чему. Ну обзаведусь я баронским гербом, куда мне вешать его прикажете? На дуб ближайший? Или на карету, чтоб потом кататься туда-сюда по лесу, как записной болван? Кроме того, ежли я буду барон, выходит, что именовать меня вы, подлецы, будете «ваша милость». А какая у меня может быть милость? Мы же гиены, мессир. Милостивых мы разрываем в клочья.

— Тысячу! — Гримберту показалось, что его ноги сейчас подломятся. Будто он взгромоздил на две хрупкие кости исполинский вес рыцарского доспеха, — Тысячу!

— За тысячу я позволю тебе облизать свои ботфорты, — ухмыльнулся Вольфрам, — Ну, позабавились и будет. Ржавый Паяц, отправь нашего гостя обратно в его покои, пока ребята животы не надорвали. Черт, ну и повеселил он меня! Барон, а!..

Гримберт ощутил, что в голове его, чуть ближе к правому виску, что-то взорвалось. Беззвучно, но породив обжигающую вспышку, как термобарический снаряд большого калибра. Эта вспышка вобрала в себя весь холод, сколько его скопилось в теле за последние дни, и весь страх. На короткий ослепительный миг дала ему силы.

Рука его сама собой скользнула в карман гамбезона. Там лежало его единственное оружие, жалкое, как и он сам. Не инкрустированный лайтинг с гербом Турина на золоченом корпусе. Даже не отравленный стилет. Заточенный кусок кости.

Этот кусок он нашел несколькими днями ранее среди объедков и, повинуясь инстинкту, спрятал в рукаве. Сперва он пытался по ночам с помощью него вырезать ступеньки в ледяной стене ямы, чтоб выбраться наверх, но быстро понял никчемность этой затеи. Земля была тверда как камень, ее не взяло бы и закаленное лезвие кайла, кроме того, даже если бы он нашел способ снять с шеи собачий ошейник, у него не было бы ни единого шанса уйти от вооруженных, привычных к лесу, рутьеров.

Подражая туринским кузнецам, он часами шлифовал свое жалкое оружие о звенья цепи, добившись в конце концов сносной остроты. Едва ли оно способно было выдержать хоть один удар, но Гримберт не думал, что ему доведется фехтовать с его помощью против настоящего клинка. Нет, его задача была куда проще.