— Заснул, кажись, — с козел крикнул Игнатий и указал кнутом вперед.
Девушка поглядела вперед и увидала, как телега с торговцем кожами съехала в поле, что было под парами, справа от дороги.
Поначалу кони еще тянули ее, а потом, поняв, что хозяин ими не управляет, так и стали там шагах в пятидесяти от дороги.
— За мной иди, — коротко бросила Агнес служанке и, не дожидаясь, пока конюх откроет ей дверь и откинет ступеньку, выпрыгнула из кареты и быстро пошла к телеге.
Ута быстро шла за ней. Агнес подошла к телеге, кожевенник Ринхель лежал в телеге, крепко сжимая вожжи, берет с головы упал, а костяшки на кулаках побелели. Словно силился оставить лошадей в последнем порыве.
— Деньги ищи, — сказала Агнес служанке.
А ее саму интересовало другое — не умер ли дурак этот. И было все на то похоже. Щеки его ввалились, стали желты. Глаза полуприкрыты. Нет, не могла она ошибиться в рецепте. Неужели в пропорциях ошибка вышла? Она наклонилась над ним, прикоснулась к щеке — теплая. Взяла за кисть его, как в книге писано, пальцами нащупала жилу сердечную. Нет, жив, жив дурак. В беспамятстве просто. Но все равно нужно ей было специальную посуду аптекарскую и аптекарские весы покупать.
По-другому зелья варить никак нельзя.
— Госпожа, — Ута протянула ей на ладони деньги, — все, что в кошеле нашлось.
На широкой ладони большой девицы лежал всего один талер да еще мелкого серебра на столько же.
— Не все, еще ищи, еще должно серебро быть, — сказала Агнес, забирая деньги. — В башмаках смотри, в рукавах, в полах платья.
Служанка начала смотреть, где велено, но ничего не находила.
— Быстрее, — сказал Агнес, увидав вдалеке мужицкую телегу.
— Нет, нет больше денег, госпожа, — подвывала Ута, ворочая купчику с боку на бок и ощупывая его одежду.
Агнес на секунду задумалась, она, конечно, злилась на эту корову, но что та могла сделать, если денег больше нет? Но Агнес почему-то не верила, что денег у купца не было. Она подумала пару мгновений и ловкой рукой сразу пролезла к нему в панталоны, в гульфик.
Конечно, конечно они были там, девица вытащила маленький кошелек. Сунула его под нос служанке, сказала зло:
— Дура.
— Господи, да кто ж знал… Да откуда мне знать.
Агнес откинула рогожу с телеги, там все кожи и кожи. И толстые, дубленые, какие солдатам надобны и на подметки башмачникам идут. И мягкие, те, что надобны сапожникам и седельщикам, что мастера по конской сбруе. И два рулона, что в сукно завернуты.
Неспроста их так богато укутали. Отодвинула она сукно. Сафьян! Да еще и алый. Такой тонкий, что бумаги тоньше. То большим господам на перчатки, на охотничьи лосины и на сапоги идет.