Но самое большое потрясение ждало девичий десяток. Навстречу их наставнице вышли – ни много ни мало – Мудила и Плинфа – мастера из строительной артели Сучка. Поклонились Арине, взяли под уздцы её коня и повели к воротам. За ними, не спеша, с подобающей такому торжественному случаю неторопливостью из толпы выходили остальные мастера и подмастерья, а потом и их помощники – рядовые строители крепости, так же кланялись девицам и вели их коней в ворота. Те самые лесовики, которые на чём свет стоит кляли «этих дурёх, которым только бы из своих стрелялок честным мужам грозить»!
Тут уж проняло не только девчонок, но даже Анну. Ну не ждала она такого от пришлых, пригнанных по воле Нинеи мужей! И ведь не сговаривались – само всё так получилось! Хорошо, что их много было: хватило на всех – и на девиц, и на купеческий десяток, и на нескольких отроков Младшей стражи.
Такое попрание мыслимых и немыслимых обычаев и запретов встряхнуло девчонок и вернуло их к более-менее нормальному состоянию лучше любого разноса. И всяко лучше испытанного женского средства – слёз до самозабвения. Ну, а щёлкнуть потом по слишком уж задранным кверху носам не так и трудно.
В кои веки Анна радовалась ненастью: ледяной ветер бил по щекам, скрывая бледность, которую усилием воли с лица никак не прогонишь. И ни уйти, ни зажмуриться, ни отвернуться хоть на миг она себе не позволила. Единственный раз брезгливо поморщилась, когда взгляд упал на новоявленных дружинников Алексея: накануне казни их поставили стеречь запертых в чьём-то овине приговорённых к казни, полумёртвых от пыток холопок, и здоровые, полные сил вояки чуть не всю ночь насиловали беспомощных баб.
Слева от Анны возвышался Лавр. Не лицо, а личина каменная.
С другой стороны стоял Корней. Анна скосила глаза на свёкра и испугалась – настолько резко тот постарел. Но порыв ветра бросил в лицо снежную крупу, Корней сморгнул, встряхнул головой и снова застыл, но выглядел уже не дряхлой развалиной, а грозным вершителем правосудия.
Воевода решил для пущего урока не втискивать всё действо в один день, тем более что Ратное жаждало мести, а заодно и зрелища. Казни продолжались три дня, потому что даже Бурей не смог бы забить кнутом три десятка человек без роздыха. Помимо всего прочего, такое решение было продиктовано ещё и сугубо практическими соображениями: наказание для части холопов заключалось в том, что их во время казни держали на коленях на снегу. Рачительные хозяева сошлись на том, что если казнить всех приговорённых за один присест, то за это время стоящие на коленях либо обморозятся, либо простудятся. И какие из них после этого работники? Нахлебников потом кормить?
И все три дня Анна стояла на берегу Пивени между свёкром и деверем и молчала, не отводя взгляда от окровавленных мостков, а потом величественно возвращалась на лисовиновскую усадьбу, поднималась в свою горницу и уже там, за закрытой дверью, падала без сил и без мыслей. И слёз тоже уже не было.
Отлёживалась, согревалась и шла в трапезную на женской половине – сидеть во главе стола, слушать какие-то разговоры, кому-то что-то отвечать. Спасало одно – все бабы пребывали сейчас не в том настроении, чтобы лясы точить; молчали, вспоминали погибших и то, с чего всё началось. Большинство склонялось к тому, что Дарёна сама виновата: на свободе, дескать, так рьяно взялась наводить порядок на выселках, что затиранила всех, кто там жил – и вольных, и холопов. «За что и сама погибла, и других с собой потащила. Совсем как её покойный свёкор. С кем поведёшься…»
Вечером накануне возвращения в крепость к Анне в горницу постучалась Листвяна.
– Дозволь, боярыня? Совета хочу спросить… – громко начала она и, получив разрешение, жестом велела стоящей у неё за спиной холопке войти в горницу и поставить на стол поднос с кувшином и какими-то заедками в небольших мисках. Дождалась, пока девка выйдет, оглянулась по сторонам, вошла сама и плотно прикрыла за собой дверь. – Беда у нас, Анна Павловна, – негромко проговорила она.
Не склонная к пустым тревогам ключница выглядела настолько озабоченной, что Анна не стала ходить вокруг да около.
– Говори!
– Корней велел убить отроков!
…Воевода всё-таки решил судьбу полонённых бунтовщиков, по крайне мере куньевских, чьи сыновья учились в Академии Архангела Михаила. Во время смурных застолий по вечерам после казней бабы ломали головы, какая вожжа попала под хвост бывшим односельчанам. К тому же Анна напомнила, что боярин во всеуслышание подтвердил обещание своего внука освободить семьи тех, кого ранят или убьют, равно как и тех, кто отличится на службе в Младшей страже. Так нет – несколько баб, наслушавшись шепотков, носившихся среди холопов, оказались в толпе, которая рвалась из Ратного неизвестно куда.