— Ты с той стороны больше нужен, Валя, — качает головой Яныч. — Каждый боец у вас на счету будет. Тем более такой. И там оборону держать возможно понадобится и сюда прорываться придется.
Народ тихонько загудел, обсуждая услышанное.
— Про место куда Яныч собирается повести людей — инфой делиться не надо. Ни с кем, — вставляю я. — Даже намеками. Следите за языками дамочки. Очень вас прошу… И вообще пережуйте все здесь и сейчас — кому это необходимо, но на улицу выходите уже переварив, то что узнали…
Вот об этом мы с Долгим позавчера половину ночи и беседовали. Старый и мудрый инженер раньше других просчитал, что счастливой возможности увести всех, судьба нам не предоставит.
И предложил: не дожидаясь возможных захватов заложников, блокады и штурма — сразу начинать уводить людей. Сам он тоже решил остаться с теми, кому на данный момент не хватит билетов в другой мир.
— Ну а тебе, как владельцу портала — надо уходить, Егор Владимирович. Без обсуждений, сомнений и надуманных мук совести. Пока ты недосягаем на той стороне — у всех оставшихся здесь есть надежда. Если тебе уйти с нами в «партизаны» и в «камышах отсиживаться» — то общие шансы на успех резко падают. Практически до нуля. Для всех. И ушедших и оставшихся. И даже для твоих аборигенов. Эта волчица поставит около портала такой гарнизон, что даже на танке не подберешься. И будет он для нас — считай потерян навсегда. А с той стороны какие-нибудь варианты найдутся.
— А что я людям скажу?
— Как есть — так и скажешь. А я подсоблю. Не в человеческих силах отвечать за всё дерьмо, которое происходит в этом сраном мире. Форс-мажор в жизни случается гораздо чаще чем хеппи-энд. В пропорции десять к одному, как минимум. К тому же никто из нас — никому из приходящих ничего не гарантировал и не обещал… ну а если тебя волнует, что кто-то может счесть этот выход из ситуации трусостью — то я буду удивлен. Ты ведь не пацан уже, Егорий.
— Да клал я на то, кто и что посчитает. Просто как-то все не очень правильно выходит.
— Не знал бы я тебя сто лет — сейчас обязательно спросил бы: «Тебя что — жизнь первый раз нагибает, что ли?»
— Да что-то зачастила, зараза — дважды за полгода… Хотя сейчас тот прошлый — детской сказкой видится.
— Ну, вот когда-нибудь, глядишь и об этом будем также вспоминать.
— Если доживем.
— А мы очень постараемся, — усмехается в усищи Долгий, на глазах превращаясь из рассудительного инженера-пенсионера в вожака казацкой ватаги. Хоть и постаревшего, уступившего атаманскую булаву молодому преемнику, но по-прежнему достаточно могучего и крепкого, мудрого и «повидавшего виды» бывалого вождя, — Не журись, сынку. Не робей — все добре будет! Наливай — хорош уже киснуть…
… Вроде все собрались. Выдыхаю и начинаю толкать короткую речь. Что-то вроде сталинской: «братья и сестры…», с которой он в июле сорок первого выступал.
Хотя ему-то попроще было: он свой спич на студии в микрофон зачитывал и глаз тех к кому обращался — не видел.
Короче: цитировать себя я сейчас не стану. Я же не «вождь всех времен и народов», чтобы каждый чих на скрижалях истории увековечивать. Если только тезисно. Ну что-то вроде:
— Мы все — одна стая. Но так случилось, что мы не знаем как дальше повернется. У нас появился очень серьезный противник. На данный момент он гораздо сильнее. Многократно! Мы пробовали с ним договориться и решить дело миром. И пытаемся до сих пор. Но, скорее всего — ничего из этого не получится. Тогда нам не выстоять. Без вариантов. Поэтому я и обращаюсь к вам сейчас.
Я не могу и не стану обещать вам невозможного и говорить неправду. Ну а горькая правда в том, что мы не сумеем вывести всех вас в безопасное место через портал, о котором вы все уже знаете. Сейчас не успеем. Просто противник не дает на это времени. Да и за порталом нет полной безопасности. В том мире нам просто удалось получить отсрочку от нападений. На какое-то время и не более.
И свой «замок» мы защитить от той силы, что вот-вот придет сюда — не сумеем. Может выстоим час-другой, но не больше. И думаю, что когда враги возьмут его штурмом — тем кто окажется здесь не стоит рассчитывать на их гуманизм и милосердие. Оно вообще им чуждо.