– В трех румбах слева, капитан!

– Мистер Лоу! Свистать всех наверх! Мистер Гик! Приготовить орудие!.. Открыть порты по левому борту!.. Положить руль к ветру!.. Зарядить мушкеты! – начала отдавать команды Морин.

Но взглянув внимательнее на корабль, она довольно усмехнулась и громко произнесла:

– Мистер Лоу! Отставить!

– Не понял, кэп. То есть как это «отставить»? – недоуменно ответил квартирмейстер. Затем он пристально поглядел на нее, чтобы убедиться, что она в своем уме. – Три тысячи чертей, вы собираетесь сдаться?

– Я приказала вам, мистер Лоу, отменить все распоряжения. Что непонятно? – гневно посмотрев на своего подчиненного, сказала Морин. – У меня нет желания с вами пререкаться. Мы уже все это обсуждали: на корабле командует только один человек… Позовите ко мне мистера Бирмингема, но… – она передала свою подзорную трубу квартирмейстеру, – но прежде взгляните сами… Корабль дрейфует и не сможет причинить нам никакого вреда.

– Да, капитан. Конечно, капитан, – пробормотал смущенный квартирмейстер, отдавая трубу обратно. – Через минуту он будет здесь, кэп.

Когда бывший командор подошел к девушке, Морин безо всяких прелюдий передала ему подзорную трубу и как бы невзначай задала один-единственный невинный вопрос:

– Что вы скажете об этом судне, мистер Бирмингем?

– Вам интересно мое мнение, капитан?

– Да, безусловно! Так что же? Я жду!

Острый глаз бывшего командора сразу распознал в военном судне фрегат «Попутный ветер», находившийся под командованием капитана Уолкинсона, который являлся правой рукой лорда Кондрингтона.

– Корабль по непонятным мне причинам лег в дрейф. Если судить по внешнему виду, он не так сильно поврежден, чтобы команда не могла его контролировать. Видимо, у них поврежден руль.

– Ну что ж, – хладнокровно проговорила девушка, – а вот это мы сейчас проверим. Благодарю вас, командор, вы свободны!

Повреждений на фрегате «Попутный ветер», вызванных ураганом, было больше, чем показалось на первый взгляд. Тем не менее команда прилагала все усилия, чтобы в самые короткие сроки исправить положение. За всеобщей работой, которая начиналась рано утром и заканчивалась с наступлением темноты, никто не заметил, что с запада к ним стремительно подходит странное судно. Утро в этот день выдалось пасмурным, и выплывший из-за мыса обтрепанный и обшарпанный корабль не сразу бросился в глаза экипажу. Но когда моряки наконец увидели его, то дикое суеверие проснулось в их душах, одурманивая разум и подчиняя волю. По рядам команды прокатилась волна страха, почти физически ощутимого. Кто-то начал отчаянно креститься, кто-то пытался вспоминать молитву. Более здравомыслящие, в числе которых был и капитан Уолкинсон, не верили в Летучего голландца и сразу осознали, что им предстоит встретиться не с призраками, а с настоящими людьми из плоти и крови. Но, к сожалению, защитить себя они не могли. Военный фрегат, гордость королевского флота, сейчас больше походил на неловкого, неуклюжего броненосца, беспомощно барахтавшегося в морских водах.

– Спустить флаг! – приказал капитан Уолкинсон, понимая, что это самое разумное решение при сложившихся обстоятельствах.

– Вы хотите сдаться пиратам? – удивился его помощник.

– А как вы хотите сражаться? Поделитесь своими идеями. Как мы сможем одолеть отличный парусник с прекрасной артиллерией и лихой командой, не имея фока и части рангоута, зато имея сломанный руль и, в придачу, немало раненых и уставших от непосильной работы людей?

Через час по левому борту к фрегату плавно пришвартовался «Летучий голландец», на котором и вправду были самые что ни на есть настоящие люди. Абордажные кошки крепко вгрызлись в борта раненого фрегата. Когда их закрепили, на палубу в сопровождении пятнадцати до зубов вооруженных матросов спрыгнула молоденькая девушка, одетая в белоснежную сорочку, поверх которой была надета прекрасно сшитая жилетка из черного бархата, украшенного золотой нитью, в черных бархатных штанах, заправленных в высокие сапоги. За малиновый кушак были воткнуты два пистолета, а в ножнах находился подаренный командой дюссак. Золотистые кудри легко развевались на ветру. На лице лежала тень суровости, но в неподдельной холодности была какая-то завораживающая прелесть, тотчас приковавшая к себе внимание пленных моряков.

– Капитан Уолкинсон? – мелодичным грудным голосом спросила Морин.