— Я не знал, что мне нужна помощь. Он подвинул к себе листок бумаги.

— У тебя большое превышение кредита, Чарли. Кроме того, ты должен выплатить два неприятных займа и еще содержать отца. И у тебя нет никакого дохода.

— Умно с твоей стороны все это выяснить. Как ты это делаешь? Он засмеялся и погладил поверхность стола большими крепкими руками.

— Мы называем это кредитным контролем.

— В самом деле? — сказал я мягко.

— Так что все, что ты имеешь, — это приглашение Алека Юрина провести свое летнее время на его старой лодке.

— Это хорошая лодка.

Он повернулся, все еще улыбаясь:

— Я делаю тебе предложение. Я хочу иметь твой дом для переоборудования в симпатичный отель, очень изысканный. Я заключу с тобой сделку. Ты получишь двести тысяч монет за него, а отец может оставаться там сколько угодно. Идет?

Соблазнительное предложение. Двести тысяч фунтов решили бы множество проблем. Но закавыка состояла в том, что, кажется, большинство моих проблем создал именно Миллстоун, а мне никогда не нравилось подвергаться шантажу.

— Дом не продается, — сказал я. — Еще в большей степени, чем раньше, так как я не заключаю сделок с людьми, которые пытаются запугать моего отца до полусмерти.

Глаза Миллстоуна стали серьезными.

— Послушай, — сказал он, — когда я появился в Пултни, это была маленькая грязная дыра. Запах рыбы разносился на мили. Я все изменил. Это дело моей жизни. Другие коллекционируют картины, я же пытался превратить Пултни в место, где люди получают удовольствие.

— Очень благородно, — сказал я. — Жаль только, что ты не спросил сначала тех, кто здесь живет.

— Будь практичнее, — посоветовал Миллстоун.

— Думаю, это мое дело, каким быть.

— Я беспокоюсь по поводу твоего разорения, — сказал Миллстоун серьезно. — Когда это случится, я все равно получу твой дом. Не лучше ли прийти сейчас к дружескому соглашению?

Я устал и очень разволновался. Лицемерие этого человека вызывало отвращение. Я потерял терпение.

— Ты называешь дружеским поступком организацию диверсий на моих лодках? — спросил я.

Улыбка сползла с его лица. Он нахмурился. Глаза перестали мерцать и стали жесткими, словно камушки.