Остальные остались на поляне караулить все пути, выходящие на полянку.

В комнату внесены были две свечи и поставлены на стол, перед которыми сидел незнакомец, отдававший приказания остальным.

Затем в комнату привели дона Хуанито Педрозо; по знаку незнакомца ему развязали руки и сняли со рта повязку.

Он оглядел недоумевающим, любопытным взглядом всю комнату.

— Кто вы такие и чего вы хотите? — спросил он резким злобным голосом, — зачем привезли вы меня в этот ранчо, который принадлежит мне?

— Мы привезли вас сюда, чтобы произвести над вами суд и как только приговор будет произнесен, каков бы он ни был, тотчас же привести его в исполнение на этом самом месте, где было задумано вами ваше гнусное преступление!

Партизан презрительно пожал плечами.

— Я положительно не понимаю, что вы хотите сказать. Если вы хотите меня зарезать, то зачем же дело стало? Вы сильнее меня! Но зачем, спрашиваю вас, вам понадобилось убить меня на глазах моей жены?

— Вашей жены нет уже здесь! — отвечал незнакомец ледяным тоном, — она уехала уже с час тому назад, увозя все, что ей принадлежало!

Несмотря на всю свою наглость, дон Хуан был поражен точно громом этим ответом незнакомца, однако очень скоро оправился и снова продолжал все тем же насмешливым тоном.

— В чем же собственно обвиняют меня?

— Вас обвиняют в том, что вы убили с целью ограбления дона Сальватора Кастильо и затем подожгли его ранчо!

— Это нелепо! — пожав плечами, воскликнул партизан, — я почти не знал дона Сальватора Кастильо и не имел ни малейшей причины ненавидеть его.

— Все это правда, но вы знали, что он богат и хотели отнять у него те три тысячи пиастров, которые он в тот же день получил при вас в Сан-Блазе!

— Все это еще ничего не значит и не имеет ни малейшего смысла. Кто осмеливается обвинить меня в этом гнусном преступлении?

— Именно гнусном! Обвинителем в этом деле является прежде всего сам покойный дон Сальватор, который перед смертью успел все сказать своему старшему сыну, затем священник, который делал вам перевязку, и наконец, вот этот пиастр, сорванный с шеи убитого вами человека. Вот она, эта монета, этот пробитый пиастр! Смотрите, тот ли это?

И незнакомец протянул к нему руку с монетой.

— Напрасно! Это лишнее! — воскликнул убийца, сделав при этом невольное движение, в котором сказался и суеверный страх, и отвращение, и отвернулся в сторону.

— Возьмите эту монету, спрячьте ее, я не хочу ее видеть! — с нервным возбуждением заговорил он.

— Значит, вы признаетесь в ваших злодеяниях?