– Жаль… – протянул Вован, глядя на него исподлобья. – Жаль, студент. Ну что же, каждый выбирает свою дорогу, это ты верно заметил. Ты свою выбрал, я тоже. И поэтому…
– Подожди, – перебил его Павел. – Я не поеду, а вот Мэрилин… Она хочет вернуться к своим.
– Махнём не глядя? – Вован ухмыльнулся. – Такой расклад мне нравится. Твоя Маша получше моей Аньки будет: и посвежее, и поумнее, и к тому же американка. Замётано: дарю тебе Анджелу – владей, если сумеешь найти, в какой койке она обосновалась, и вытащить её оттуда.
– Мэрилин, – сказал Павел, не слушая бывшего бандита. – Этот парень хочет плыть на Кубу и готов взять тебя с собой. Ночь тёмная, катер маленький и быстрый: через пару часов ты будешь у своих. Это твой шанс – другого не будет. Решай, времени мало.
– Нет, – ответила Мэрилин. – Я не поеду.
– Ты его боишься? Да он тебя и пальцем не тронет – наоборот, он будет тебя беречь, ты же для него живой пропуск!
– Ты не понял, Павел, – она назвала его именно «Павлом», а не привычным «Полом». – Я хочу остаться, но не здесь, а с тобой, потому что иначе я тебя потеряю: ты ведь со мной не поплывёшь. У меня было время ещё раз хорошенько обо всём подумать… Этот мир – он для меня чужой, и здешняя Америка, против которой все воюют, – это не моя Америка, где я родилась и выросла. И в этом чужом для меня мире у меня есть только одна точка опоры: ты. Я люблю тебя, и пойду за тобой куда угодно. Я остаюсь.
Павел почувствовал, как мир вокруг него закачался и поплыл – такого он никак не ожидал. «Да, – подумал он, – женщина – это загадка, которую не дано разгадать ни одному мужчине. Истина старая, но не переставшая от этого быть истиной. Мэрилин… Марина…».
Из состояния полного обалдения его вывел голос Вована.
– Ну, вы закончили прощаться? – нетерпеливо спросил он. – Хорош сюсюкать, время не ждёт. – И добавил, обращаясь к Мэрилин: – Go with me if you want to live![47]
– No, – спокойно ответила она. – I stay here[48].
– Ну и чёрт с тобой! – зло бросил бывший бизнесмен, и Павел готов был поклясться, что он обдумывает, не забрать ли ему Мэрилин силой. Но этот вариант Вовану не подходил – увези он девушку под угрозой оружия, она, как только они доберутся до американцев, тут же выложит им всё, и на этом песенка братка будет спета. – Положить бы вас обоих, голубки, рядом с Федей – для порядка, – ну да ладно. Мы всё-таки земляки – нас тут всего четверо.
«Не изображай из себя благородного рыцаря, – подумал Павел. – Кидаться на меня с ножом тебе не с руки – ты знаешь, что я вооружён, и буду защищать и себя, и Мэрилин. А стрелять ты не будешь: на берегу полно пикетов, поднимется тревога, включат прожектора, и тебя вместе с твоим катером изрешетят из автоматических пушек и пулемётов прежде, чем ты успеешь отойти на безопасное расстояние».
Секунду помедлив, Вован навалился всем телом на катер, зашипев от боли в раненом плече, и столкнул его в воду. Силушкой бог его не обидел, зато обделил кое-чем другим…
Фыркнул и заработал мотор – почти беззвучно. За кормой катера вспух белый бурун, и маленькое судёнышко стало быстро удаляться от берега.
– Почему ты его не застрелил? – спросила Мэрилин, когда катер исчез в темноте. – Он ведь убил русского солдата!
– Я не хотел стрелять в спину. Он выбрал свою дорогу – пусть он сам встретит свою судьбу.
…Через несколько дней Павел Каминский и Марион Кленчарли поднялись на борт крейсера «Ярослав Мудрый», уходившего в Кронштадт для замены орудийной башни, разрушенной американской бомбой. До трапа корабля их провожал лично капитан Пронин, проклинавший судьбу-злодейку: вместо четверых «ценных кадров» в Москву отправлялись всего двоё. «Атаман ямайской шпаны» пропал без вести, а в день получения распоряжения из Москвы исчезла и «Анка-пулемётчица».
Ничего особо таинственного в её исчезновении не было. К этому времени Анджела уже поняла, что её «военно-полевой» роман с комиссаром Мазуровым перспективы не имеет, а скромная роль «походно-полевой жены» певицу не прельщала. Анджела сделала выводы и ждала только подходящего случая. И такой случай подвернулся.
К левому флангу русских войск примыкал правый фланг немецких войск, и после одного из боёв в госпитале, при котором находилась Анджела, оказалось несколько раненых немцев, в том числе два офицера. Оба тевтона принадлежали к семействам потомственных прусских военных, имели перед фамилиями приставку «фон», и вскоре за ними прибыл представитель союзников: сухопарый и поджарый оберст с моноклем в глазу. Его приняли по высшему разряду – в честь товарищей по оружию был организован банкет, на котором Анджела исполнила несколько песен. Осталось неизвестным, каким образом ей, не знавшей ни слова по-немецки, удалось в режиме «блицкрига» очаровать германского полковника и договориться с ним, однако факт оставался фактом: забирая из русского госпиталя своих раненых, тевтоны ухитрились прихватить вместе с ними и Анку-пулемётчицу, причём так ловко, что этого никто не заметил.