– Прости, мужик, совсем забыл! Столько всякого навалилось в последние дни…
– Я не отпущу тебя, пока не сделаю хотя бы один приличный кадр.
– У тебя есть несколько минут, пока я не докурю эту сигарету, – ответил Костя, закуривая. Красавец осмотрел его с ног до головы цепким взглядом профессионального фотографа и заметил:
– Ты выглядишь, как дерьмо!
– Правда? – спросил Рафин, кротко улыбнувшись. Меня этот “комплимент” возмутил, а его, похоже, позабавил.
Затем фотограф достал из багажника камеру и осмотрелся вокруг, подыскивая подходящую натуру. Мы находились в центре Москвы, но столичные достопримечательности его не прельстили, зато приглянулся участок дороги, на котором велись какие-то ремонтные работы – земля была раскопана и огорожена, вокруг раскопок суетились не высокие дочерна загоревшие гастарбайтеры.
– Давай здесь, – скомандовал фотограф.
Рафин уселся прямо на землю, посреди досок и какого-то мусора. Фотограф, тоже присев, принялся щёлкать камерой. Я встала за его спиной и посмотрела на то, что он видит: Костя сразу же вписался – он был похож на одного из тех затраханных жизнью работяг, которые сейчас стояли за его спиной и чуть удивлённо косились на него. Только если присмотреться внимательнее, можно было заметить, что у этого работяги удивительно красивое лицо, а в его глазах отражается целая вселенная…
– Иногда во время студийных съёмок я специально ставил плохой свет, но этот негодяй всё равно получался красивым. Камера без ума от него, – заметил фотограф.
– А он симпатичный, тоже мог бы стать артистом, но почему-то стал фотографом, – брякнула я, когда через пять минут мы всё-таки забрались в машину и тронулись в путь. Рафин ничего не ответил, только посмотрел на меня тяжёлым взглядом, и я почувствовала, что лучше б я помалкивала. Мы проехали всего метров сто, когда дорогу нам снова перегородил какой-то автомобиль, из машины выскочил взъерошенный мужик лет пятидесяти пяти, размахивая пистолетом, он завопил хриплым надтреснутым голосом пропойцы:
– Стой! Не уйдёшь, сукин ты сын, я тебя прикончу!
Рафин открыл дверцу машины, собираясь выбраться наружу, я вцепилась в его руку:
– Ты что с ума сошёл? Не выходи!
– Да не волнуйся, я знаю этого психа, ничего он не сделает – это просто спектакль!
Рафин выбрался из машины и попытался успокоить психа, который показался и мне смутно знакомым.
– Я серьёзный писатель! Я лауреат государственной премии! Мои книги переведены на десятки языков! А ты! Ты выставил меня каким-то идиотом! Алкашом! Психом!
Я не слышала, что говорил Рафин, но через пару минут ему удалось забрать пистолет у мужика, тот почти успокоился – почти, теперь он не орал, а плакал на груди у Рафина. Красавец-фотограф, который ехал следом за нами, тоже выбрался из машины и вновь принялся фотографировать.
– Ты заделался папарацци?! – рявкнул на него Рафин.
– А что – тоже хлеб! – ответил тот спокойно.
– Вы журналист? – поинтересовался сумасшедший мужик, перестав рыдать.