Доктор Сен-Пьер наняла на работу Нгале, но она не знала о том, что однажды Энсон спас жизнь его отцу, вы­лечив от практически безнадежного менингита. Из всех охранников Нгале был единственным, кому Энсон полно­стью доверял.

Быстро приняв душ и переодевшись, Энсон снова встретил Нгале в коридоре. Первые лучи солнца начи­нали пробиваться сквозь ночной мрак. Двигаясь рядом, доктор и охранник прошли вестибюль и направились в лабораторное крыло комплекса, туда, где находились два хранилища, защищенные бетонными стенами толщиной в четыре фута. Время рассчитали наилучшим образом: ох­ранник, дежуривший у видеомониторов, должен был быть полусонным, и его можно было легко отвлечь. Энсон по­смотрел на свои часы.

— Пять ноль две, — сказал он.

— Пять ноль две, — согласился Нгале.

— Мне потребуется три минуты, не больше. Начнем в пять ноль семь.

— Три минуты. Я их обеспечу. Сейчас дежурит мой при­ятель Жозеф Джемба. Он страсть как любит поговорить о футболе, о «Непобедимых львах Камеруна».

— Команда в этом сезоне опять хороша, да?

— Парни должны делать все, что в их силах, доктор.

— И мы тоже, Франсис, — прошептал Энсон, показы­вая на часы и кивая в сторону помещения охраны. — Мы тоже.

Доступ к хранилищам, где хранились тетради Энсона и другие исследовательские материалы, открылся с по­мощью клавиатуры. Комбинация правого была известная только ему и адвокату в Яунде. В случае внезапной смерти доктора содержимое хранилища должно было быть пере­дано Элизабет Сен-Пьер вместе с информацией о том, как расшифровать записи.

Другое хранилище — слева — представляло собой хо­лодильник с пробирками «Сары-9». Каждая была снаб­жена этикеткой с номером и записана в каталог. Казалось странным и нелогичным, что Энсону приходилось красть лекарство, которое он сам разработал, но процесс его син­теза из бактериальных культур и дрожжей являлся очень сложным и чрезвычайно медленным, и пока Уайтстоун- ский фонд не получил разрешения Энсона на массовое производство, лекарства было мало.

Доктор стоял в тамбуре перед входом. Когда часы пока­зали ровно пять ноль семь, он подошел к хранилищу. Все­го в тридцати футах от него, в помещении охраны, на стене висели двадцать четыре монитора — три ряда по восемь экранов. В этот момент, надеялся Энсон, Франсис должен сделать так, чтобы Жозеф Джемба смотрела куда-нибудь в другую сторону, а не на экраны.

Он достал из кармана кусочек бумаги, наклонился к пульту и, шепча про себя цифры, набрал комбинацию. Ко­гда замки щелкнули и дверь открылась, Энсон облегченно вздохнул. Сквозь облачко холодного воздуха он увидел восемь пробирок с лекарством — продукт двух-трех дней работы лаборатории. Каждая пробирка, закрытая резино­вой пробкой, содержала количество «Сары-9», достаточ­ное для недельного курса инъекций, но во многих случаях положительный результат появлялся уже на второй или третий день. Энсону оставалось только надеяться, что его пациентке удастся прожить эти два-три дня.

Положив холодную пробирку в карман, Энсон вдруг подумал о том, сколь тщательно вела учет Элизабет. Зная эту женщину, приходилось сомневаться, что она не заме­тит пропажу. Отрицать и отрицать — такой должна быть его линия поведения. Если он будет твердо стоять на сво­ем, Элизабет придется предположить, что она ошиблась. Энсон тихо закрыл дверь... Когда истекла третья минута, он уже находился в коридоре. Через несколько секунд Франсис вышел из помещения охраны и подошел к нему.

—     Вы в безопасности, доктор, — сказал он.

—     По крайней мере, сейчас.

—     Видеокамеры пишут все на пленку, и запись стирает­ся каждые двадцать четыре часа. Если вам удастся задер­жать доктора Сен-Пьер на это время, доказательство того, что вы были в хранилище, исчезнет.

Вернувшись в больницу, Энсон дышал уже намного легче, чем уходя из нее. Он никак не мог понять, почему происходят такие резкие изменения в самочувствии — в течение часа, а то и нескольких минут, — то ли из-за не­достаточности кровообращения в пораженных болезнью легких, то ли из-за спазмов в бронхах, то ли из-за чего-то еще. Во все более редкие моменты относительно хорошего состояния он старался убедить себя, что у него еще есть время — много времени — до того, когда надо будет при­нимать срочные меры.

Мариэль пребывала в таком же состоянии, в котором Энсон оставил ее, хотя высокая температура спала и стала почти нормальной. Девочка реагировала на громкие голо­са, но лежала почти без движения. У ее матери, жившей в деревне у реки недалеко от больницы, раньше уже умер­ли от голода двое из троих детей. Социальные работники больницы пытались сделать все, чтобы подготовить ее к возвращению Мариэль, но когда Энсон как-то раз увидел женщину, ему стало понятно, что надеясь на лучшее, она ожидала самого плохого.

Было половина шестого, когда Энсон достал пробирку из кармана и набрал в шприц первую из десяти доз, кото­рые собирался ввести девочке в течение недели. Если она сумеет выжить, то, может быть, ему придется искать спо­соб достать еще одну пробирку. Клинические испытания шли настолько успешно, что уже были рассчитаны оптимальные дозы и графики лечения для различных случаев. Энсон отсоединил резиновую трубку капельницы от иглы и ввел порцию «Сары-9» в содержимое резервуара. Лекар­ства еще не полностью смешались, когда Энсон почувст­вовал, что в палате есть кто-то еще. Это и спасло его от слишком резкой реакции.