– Юлечка, нам пора. Я обязательно передам Лиле, что тебе становится лучше.

– Так быстро? – Ее губы дрогнули, но всего на мгновение. – Ладно, пока!

– Она родилась здоровой, – сказала Ульяна уже на улице. – Бегала на площадке с братьями и ударилась коленом. Боль не проходила, врачи отправляли мазать и пить таблетки, а через год сказали – онкология. Шестеро детей, работает только папа. Просто ад.

Лера присела на лавочку и отыскала глазами окно Юлиной комнаты. Сцепила руки на колене и отвернулась. Вот бы у нее были знакомые в детском журнале…

– Лер, ты чего?

Ульяна села рядом. Эрик делал вид, что читает рекламу на двери подъезда.

– Я не хотела говорить плохо о Лиле. И про Вэла тоже. Я ничего этого не думаю. Наверное, просто устала.

– И ревнуешь, – подсказала Ульяна. Лера вздрогнула – слово попало в цель. – Как будто кто-то другой думает за тебя чужие мысли и говорит чужие слова твоим голосом. И еще больно… здесь. – Ульяна коснулась груди. – Так и должно быть. Всегда бывает.

– И у тебя?

– У всех.

Лера обхватила руками плечи и чувствовала, как после слов Ульяны с каждым выдохом становится легче. Цвета – ярче, запахи – сильнее… Совсем как до первой встречи с Вэлом, когда он спас ее от Аша, – его не было, и всё было хорошо. И сейчас его тоже нет. Значит, хорошо еще будет.

– Это ба, – сказала Лиля.

С гранитного памятника сурово смотрела старуха с поджатыми губами.

– А чарка? – спросила Лера, уже понимая, каким будет ответ.

– Чарка там. Вместе с ба.

– Ну дела, – вздохнула она и поймала взгляд Эрика. Судя по выражению его лица, он был готов раскопать могилу. – Интересно, зачем твоей бабушке это понадобилось?

– Потому что чарка бисова. От Сатаны, так ба говорила. И забрала ее с собой, чтобы больше никто не смог ею воспользоваться.

– Для чего? – заинтересовалась уже и Ульяна.

– Для всяких сатанинских дел. Ох, да ерунда все это, – вздохнула Лиля и взъерошила волосы. – Ба вообще была против папиного интереса к антиквариату. Никогда не знаешь, кто всем этим владел и что делал, чужие грехи в дом тащишь… В общем, с дедушкой они жили плохо. Он пил и ее поколачивал. А потом впал в деменцию, и для нее настала счастливая жизнь: он беспомощный, как младенец, а она за ним ухаживает. Потом она собралась паломницей в Дивеево и оставила деда с папой. У нас тогда эти чарки стояли в шкафу как сервиз, дед взял, решил, что просто чашка старинная… И просветлел. А когда она вернулась, снова отходил ее за предательство коммунистических идеалов…

– Вот блин, – сказала Ульяна. – Тот случай, когда лучше бы не выздоравливал.