Так как Полли обзавелась деньгами, неудивительно, что примерно с середины июля до 1 августа ее перемещения невозможно проследить. А вот 1 августа она провела ночь в общежитии однодневного пребывания Грейз-Инн, расположенном как раз на пути в Уайтчепел[79]. Полли знала, что в этом районе полно дешевых ночлежек, и надеялась, что здесь ей удастся надолго растянуть оставшиеся деньги. Из множества мест она выбрала ночлежку «Уилмоттс» в доме № 18 по Трол-стрит. В отличие от других подобных заведений, в «Уилмоттс» пускали только женщин – для бездомной, бродяжничавшей в одиночку, более безопасного места было не найти. В «Уилмоттс» одновременно проживали до семидесяти женщин, и Полли делила «на удивление чистую» комнату с тремя соседками. Среди них была Эллен Холланд, пожилая женщина, с которой Полли периодически снимала одну двуспальную кровать на двоих.
За три недели, что Полли прожила в «Уилмоттс», они с Холланд сблизились. Похоже, Холланд была единственной, с кем у Полли сложились почти дружеские отношения. По рассказам Эллен, ее соседка была «меланхоличной» и «себе на уме»; казалось, будто «ее что-то тяготило»[80]. Общих знакомых у них не было, но Холланд знала, что у Полли нет мужчины, «лишь женщина, с которой она несколько дней подряд ела и пила» – у бродяжек часто завязывались такие временные знакомства с собутыльниками[81]. Холланд не отрицала, что Полли выпивала, и утверждала, что пару раз видела ее «пьяной в стельку».
О последних передвижениях Полли Николс мы знаем именно из показаний Эллен Холланд, которые та дала на дознании коронера. К сожалению, официальные записи этого слушания не сохранились, документы с дознания были утеряны, и мы можем восстановить картину событий лишь по газетным репортажам того времени. Само собой, репортажи, поспешно нацарапанные журналистами в зале суда, полны ошибок и несоответствий. В угоду аудитории их приукрашивали и меняли в зависимости от специфики печатного издания: порой сгущали краски, стремясь сделать материал более сенсационным, а иногда сокращали до предела, чтобы текст уместился на полосу. Столичные издания затем рассылали свои материалы в мелкие газеты по всей стране, а местные журналисты, многие из которых даже никогда не бывали в Лондоне и не видели Уайтчепела, творили с исходниками немыслимое, придумывали цитаты и даже целые интервью. Так в общественное сознание проникали ложные сведения. В викторианской Англии проблема фейковых новостей стояла не менее остро, чем в наше время.
По словам Эллен Холланд, Полли оставалась в «Уилмоттс» приблизительно до 24 августа, после чего у нее, видимо, кончились деньги. Администрация ночлежек нередко разрешала постоянным клиентам задерживаться на одну-две ночи в кредит, но Полли еще не успела примелькаться в Уайтчепеле, и ей такую любезность не оказали. Ее выпроводили, и она снова очутилась на улице: бродяжничала, выклянчивая жалкие гроши и ночуя где придется. По предположениям Холланд, некоторое время Полли провела на Баундари-стрит в Шордиче и несколько раз останавливалась в ночлежке «Уайт Хаус» в Уайтчепеле, на Флауэр-энд-Дин-стрит – самой злачной улице квартала[82]. Тридцать первого августа Полли выпивала в пабе «Сковородка» на углу Трол-стрит примерно до половины первого ночи. Ушла оттуда в сильном подпитии и, несмотря на то что деньги она потратила на выпивку, попыталась устроиться на ночлег в «Уилмоттс», которую предпочитала другим ночлежкам. Но дежурный администратор не привык раздавать койки просто так пьяницам без гроша за душой и отправил Полли на улицу. На пороге она попыталась скрыть свое разочарование, рассмеявшись и крикнув, что скоро у нее «будут деньги на ночлег»[83].
Примерно в половине третьего ночи Эллен Холланд, возвращавшаяся из сухого дока в Шэдуэлле, где полночи глазела на большой пожар, встретила бывшую соседку по комнате на Осборн-стрит. Она шла по направлению к Уайтчепел-роуд. Полли была совсем плоха, шаталась и с трудом стояла на ногах. Когда Эллен остановила Полли, та прислонилась к стене и сползла на мостовую. Встревоженная Эллен разговаривала с Полли «около семи-восьми минут», пытаясь убедить ее вернуться в «Уилмоттс». Однако после стычки с администратором Полли, видимо, была уверена, что в «Уилмоттс» ее не пустят. Полли жаловалась, что у нее нет денег, и обеспокоенно повторяла, что ей необходимо «наскрести на ночлег», хотя в ее состоянии – она едва могла идти – это представлялось маловероятным[84]. «Сегодня у меня было денег на три ночи, а я всё потратила», – пьяно укоряя себя, сообщила она подруге. Полли не в первый раз оказывалась в таком положении[85]. Перспектива ночевать на улице не сулила ничего хорошего, но Полли было не привыкать.
Позднее Эллен Холланд повторила эту историю в полиции и на дознании коронера в присутствии журналистов, которые явились, чтобы узнать подробности дела. Даже не дослушав женщину до конца, власти и представители прессы пришли к выводу, что в ту ночь Полли Николс занималась проституцией и искала на улицах клиента. Ведь, по их мнению, любая женщина независимо от возраста, кочевавшая по ночлежкам, работным домам и темным переулкам, непременно должна быть проституткой. Исходя из этого полицейские и газетчики начали строить теории касательно личности и мотивов убийцы. Изначально выдвинули две версии: убийство совершено «бандой вымогателей», грабивших проституток, или одиночным «убийцей проституток». Впоследствии наибольшую популярность обрела именно вторая версия. Как бы то ни было, никто уже не сомневался, что Полли Николс была проституткой, хотя ни одного реального доказательства этой гипотезы не существовало.
Это безосновательное предположение повлияло на весь ход расследования, дознание коронера и освещение дела в газетах, хотя показания трех свидетелей, ближе всего знакомых с Полли – Эллен Холланд, Эдварда Уокера и Уильяма Николса, – категорически опровергали подозрения в том, что женщина занималась проституцией. Мало того, дознание коронера порой напоминает преследование Полли Николс с целью выявить ее аморальность, будто слушание затеяли, лишь чтобы доказать: жертва сама навлекла на себя такую судьбу своим поведением.
Ночью 31 августа, во время последнего разговора с Эллен Холланд, Полли сообщила подруге, что ей не нравится новое место пребывания – ночлежка «Уайт Хаус». Когда Эллен спросила Полли, где она живет, Полли ответила: «в другом доме, где живут и мужчины, и женщины». В ряде источников встречается такая цитата: «в доме, куда пускают на ночлег и мужчин, и женщин»[86]. Видимо, Полли сравнивала свою нынешнюю ночлежку с «Уилмоттс», где разрешалось находиться только женщинам и где ей нравилось. Говоря о «Уайт Хаус», Полли повторяла, что ей там «не нравится» и «там слишком много женщин и мужчин». Она хотела вернуться в «Уилмоттс» и обещала Эллен, что «это скоро произойдет»[87].
В ходе дознания коронер несколько раз спрашивал Эллен Холланд о моральном облике подруги в надежде, что она выдаст Полли и подтвердит, что та занималась проституцией. Но каждый раз Эллен недвусмысленно опровергала намеки коронера. Когда Эллен спросили, знает ли она, чем ее бывшая соседка зарабатывала на жизнь, Холланд ответила, что ей это неизвестно. Такой же ответ она дала, когда коронер спросил, задерживалась ли Полли на улицах допоздна.
«Считаете ли вы, что она была порядочной и не имела порочных привычек?» – спросил коронер.
«О да, она была очень порядочна», – ответила Эллен.
Тем временем коронер зацепился за слова Эллен о том, что Полли хотела «наскрести на ночлег».
«Полагаю, вы сразу догадались, каким именно образом она намеревалась получить эти деньги», – заметил он.
«Нет», – решительно заявила Эллен Холланд и повторила, что Полли планировала вернуться в ночлежку, куда принимали только женщин[88].
Показания Холланд были настолько однозначны, что в ряде газет, в том числе в «Манчестер гардиан», их перефразировали таким образом: «Свидетельница заявила, что, по ее мнению, покойная вела благопристойную жизнь; мало того, она [Николс] всячески сторонилась порока»[89].
Неудивительно, что именно газетчики поставили себе цель опорочить Полли. Из-за халатности, неверной интерпретации свидетельских показаний или намеренного стремления к сенсации журналисты искажали слова свидетелей так, чтобы очернить моральный облик Полли. Расспрашивая Эдварда Уокера о поведении дочери в период их совместного проживания после того, как Полли ушла от мужа, коронер поинтересовался, позволяла ли она себе «фривольности». Согласно «Морнинг адвертайзер», «Ивнинг стандард» и «Иллюстрейтед полис ньюс», Уокер ответил так: «Нет, я никогда не слышал ничего подобного. У нее была компания молодых женщин и мужчин, но я никогда не слышал, чтобы там происходило что-то непристойное»[90]. Однако в интерпретации «Дейли ньюс» его слова звучали совсем иначе. «Она не задерживалась допоздна», – якобы сказал Уокер, а газетчики добавляли: «Худшее, в чем можно было ее уличить, – это то, что она водилась с женщинами определенного сорта»[91]. Принадлежат ли эти слова Уокеру, неизвестно, так как версий его показаний как минимум две, и они противоречат друг другу. Когда же коронер попытался разговорить Уильяма Николса по поводу предполагаемых порочных наклонностей его супруги, тот лишь выставил себя не в лучшем свете, описывая собственное поведение после распада их брака. На вопрос, почему он перестал платить Полли алименты в размере пяти шиллингов, Николс ответил, что после ухода из супружеского дома Полли в течение двух лет проживала «с другим мужчиной или мужчинами»[92]. Газетчикам других доказательств и не требовалось: они сразу выставили Полли блудницей и падшей женщиной. Однако Николс никогда не говорил, что его жена зарабатывала на жизнь проституцией.
Когда об убийстве только начали писать в газетах и о жизни Полли еще не успели узнать ничего существенного, почти все крупные газеты страны сообщали: «удалось выяснить, что погибшая вела неблагополучную жизнь», но «о ней ничего… не известно»[93]. Чтобы подтвердить свои домыслы, газетчики принялись подстраивать немногие известные факты под себя. Слова Полли, обращенные к администратору «Уилмоттс» – «скоро у меня будут деньги на ночлег, смотри, какую прелестную шляпку я уже раздобыла» (при этом она показывала на шляпку, которую никто раньше у нее не видел), – якобы указывали на незаконный метод, которым она планировала достать эти деньги[94]. Причем доподлинно неизвестно, произносила ли она вовсе эти слова. Возможно, «прелестная шляпка» была той самой шляпкой, которую Полли унесла из дома Каудри месяц назад. Возможно, она планировала заложить шляпку и вернуться в «Уилмоттс», в знакомую обстановку. Правда в том, что мы никогда не узнаем, было ли это на самом деле, как не узнаем и многого из того, что случилось в последние часы перед ее смертью. Так же как и Эллен Холланд, чье имя журналисты даже не потрудились проверить и записали с ошибками, Полли была всего лишь очередной бедной, немолодой и никому не нужной женщиной из ночлежки в Уайтчепеле[95]. И это все, что нужно было знать полиции, коронеру, бульварным газетам и их читателям.
Эллен Холланд вспомнила, что, когда они с подругой разошлись в ночь убийства, часы в церкви Уайтчепела пробили половину третьего. Полли в прелестной соломенной шляпке, отороченной черным бархатом, на нетвердых ногах зашагала в сторону Уайтчепел-роуд и скрылась в темноте.
Полли знала, что в столь поздний час ей вряд ли удастся наскрести на ночлег. От выпитого и от усталости у нее кружилась голова. Спотыкаясь, она брела по лабиринту улиц Ист-Энда. Держась за стены и углы зданий, на ощупь пробираясь в ночи, она искала место, где можно прилечь и переночевать: крыльцо или углубление в дверном проеме. Пространство под лестницей, лестничная площадка многоквартирного дома, дворы с открытым доступом за незапертыми калитками – везде можно было попытаться уснуть. Полли наверняка давно научилась отыскивать подходящие места, но в Уайтчепеле она была новенькой и еще не успела исследовать все секретные уголки для ночлега. Скорее всего, она не знала даже названия улицы, где в итоге оказалась. Проблеск света в окне или фонарь вдалеке заставили ее свернуть на Бакс-роу. Она прошла мимо ряда кирпичных домов с плоскими фасадами, в которых не было ни углублений, ни крылечек. Затем мостовая резко пошла вниз, а в стене, чуть в стороне от дороги, возникла калитка. Должно быть, Полли толкнула ее, надеясь, что та поддастся, или просто присела отдохнуть, облокотившись о калитку спиной. Ее отяжелевшая голова упала, и веки сомкнулись.
За исключением почтовой карточки, которую она отправила отцу за несколько месяцев до смерти, у нас не осталось никаких свидетельств, которые позволили бы понять, что происходило на душе у Полли Николс. Эллен Холланд описывала соседку как женщину, охваченную глубокой меланхолией, постоянно погруженную в себя, замкнутую, отгородившуюся от мира, печальную. Даже на основе этого схематичного описания можно составить приблизительный, но вместе с тем целостный портрет Полли Николс. О ней известно достаточно, чтобы сделать выводы и попытаться понять ее, представить не как вымышленного персонажа, а как живого человека. Полли родилась в квартале печатников, среди типографий и прессов, в мире, который мы знаем по сюжетам самых известных литературных произведений Викторианской эпохи. После смерти она стала легендой, как Ловкий Плут, Феджин и Оливер Твист, и, как и в случае с этими литературными героями, правда о ее жизни навек сплелась с вымыслом. Она появилась на свет на «чернильной улице» и туда же вернулась после смерти, став именем в газетных заголовках, строчкой в колонке криминальной хроники, портретом на иллюстрированном развороте, слухом, скандалом и сенсацией.