Гинзбург дал Западу пять советов. «Вам следует запретить продажу России оборудования для научных исследований. Вы должны сделать ваши посольства в Москве доступными для русских с любыми убеждениями, включая диссидентов, а не только для кремлевских бюрократов. Вам нужно увеличить объем радиовещания на коммунистический мир. Вы должны прекратить «программы научного обмена», бесплатно поставляющие высокие технологии. Наконец, вы должны бойкотировать Олимпийские игры в Москве».
Несмотря на всю мрачность положения, он не верил, что сражение уже проиграно. Советские люди пробуждались ото сна, политически и духовно. Еще находясь во власти террора КГБ, они уже не хотели трястись от страха. Гинзбург вспоминал, как тысячи людей делали вклады в «Фонд Солженицына» в пользу политзаключенных, и как 35 000 литовцев подписались под документом протеста в связи с сороковой годовщиной пакта Молотова — Риббентропа.
«Противостояние советской власти налицо, — говорил Гинзбург. — Хотя это очень медленный процесс. Беда в том, что наша страна огромна и очень больна. Она страдает, например, повальным алкоголизмом и полным отсутствием желания работать — вот такой тоталитарной язвой. То есть ускорить движение к радикальным переменам совсем не легко».
Такой сдержанный оптимизм казался абсолютно неоправданным в январе 1980 года, когда влияние Советского Союза распространялось по всем направлениям: не только на Афганистан, но и от Кубы до Эфиопии и Никарагуа, а оттуда на другие страны Центральной Америки, расположенные у самого порога Соединенных Штатов. СССР уже подчинил своей воле Анголу и пользовался моральным авторитетом у большинства стран Африки, потому что помогал борьбе против южноафриканского апартеида. Диссидентское движение было разбито (как тогда казалось), несмотря на энергичные попытки американского президента поддержать его. Со стороны «моральное пробуждение» в СССР было едва заметно. В голосах из Москвы звучала монолитная и аморальная согласованность. Не было религиозной оппозиции, кроме нескольких небольших нонконформистских сект. Православные иерархи поддерживали атеистическое правительство. Согласно официальной пропаганде, в оппозиции к советской власти находились лишь несколько ненормальных, получавших деньги от запад ной разведки; на Западе столь грубому утверждению верили весьма немногие, но еще меньше было тех, кто признавал диссидентов и их друзей значительной политической силой, способной приблизить серьезные перемены.
«Будет война, — сказал мне по телефону из Парижа редактор журнала «Континент» Владимир Максимов. — Следующим этапом станет закрытие железных дорог в Берлин. Они готовы на все». Несколько дней спустя он развил свою мысль: «Они стоят перед внутренней катастрофой. Экономика на грани краха. Молодое поколение их идеологию ни в грош не ставит. Так что они решили спасти себя агрессией, ринуться ва-банк — пан или пропал».
«Международная амнистия» сообщила, что с октября 1979 года были арестованы сорок ключевых фигур правозащитного движения. Среди них были священник Глеб Якунин, арестованный 1 октября, арестованная 4 января участница Хельсинской группы Мальва Ланда, которой предъявили невероятное обвинение в поджоге собственной квартиры, а академика Андрея Сахарова, сослали в Горький 21 января. Я позвонил московской знакомой, чей телефон еще работал, и она сказала мне: «Не могли бы вы прислать нам теплой одежды вашего западного производства? Возможно, нам придется переезжать, а кое-где топят не так хорошо».
Диссиденты на Западе были шокированы, но почему-то оживились. Наконец что-то стало происходить, а у Запада возникло ощущение необходимости мобилизоваться психологически. «Это должно было случиться, — говорила Алексеева в Нью-Йорке в начале 1980 года. — Мы предсказывали это еще в минувшем августе в нашем бюллетене № 101. Источники информации начали обезвреживать перед приездом иностранцев на Олимпийские игры». Она обратила внимание на то, что основные аресты произошли в городах, где должны проходить олимпийские мероприятия: в Москве, где построили главный олимпийский стадион, в Таллине, где были запланированы соревнования по парусному спорту, в Киеве и Ленинграде, где должны были состояться футбольные матчи. «Арестовать такое множество людей и оставить главного (Сахарова —
С другой стороны, для диссидентов действия Москвы были свидетельством кризиса, актом отчаяния чудовища, корчившегося в смертельной агонии. И арест Сахарова был высшей точкой всего этого абсурда. «Им не разрушить нашего движения, — сказал Гинзбург. — Это все равно, что пытаться разбить айсберг, срезая его вершину. Напрасные усилия. Подводная часть слишком велика. Каждый раз при аресте одного двое занимают его место».
22 января 1980 года были опубликованы результаты опроса общественного мнения, которые показали, что 82 % американцев считали начало войны либо «очень вероятным», либо «вполне вероятным», и 63 % были за увеличение оборонного бюджета. Теперь Запад был единодушен в осуждении советской политики, но единства мнений по поводу того, что западным лидерам следует предпринимать, как всегда, не было.
Волна репрессий продолжалась. 30 января Наума Меймана, одного из немногих оставшихся на свободе членов Хельсинской группы, вызвали к прокурору и стали угрожать арестом. «Мы разобрались с вашим лидером. Неужели вы думаете, мы не справимся с мелкой рыбешкой вроде вас?» — сказали ему. Пресса набросилась на Льва Копелева, друга Солженицына и известного германиста. Три машины КГБ преследовали Ирину Гинзбург, куда бы она ни шла. «Они знали, что я собиралась на Запад и, наверное, думали, что я помчусь в Горький, чтобы захватить с собой послание от Сахарова», — позже вспоминала Ирина.
31 января 1980 года Ирина с сыновьями Саней и Алешей улетела к мужу в Париж. «Вчера я все утро прощалась с друзьями, которых могли арестовать в любой момент. Некоторых я больше никогда не увижу», — говорила она мне на следующий день в их парижской квартире. Находясь в Москве, она практически не имела возможности говорить с мужем, освободившимся из заключения в апреле предыдущего года. Не только ее телефон, но и телефоны ее друзей были» заблокированы, чтобы он не смог связаться с ней из Нью-Йорка. В конце концов ей разрешили позвонить ему из американского посольства. И вот теперь, проведя три дня вместе, они снова расстались на несколько недель: он участвовал в поставке еды и медикаментов для Камбоджи.
Семья Гинзбургов воссоединилась, но только после «обмена шпионами», который КГБ счел для себя выгодным. Сахаров был в ссылке, а Орлов, Щаранский и тысячи других осужденных за политические или религиозные преступления оставались в лагерях. И только самые неисправимые оптимисты перед лицом таких бед предполагали, что мы сможем победить во второй «холодной войне».
9. Права человека и политические проблемы
Самое ужасное, что в начале восьмидесятых советское политическое руководство было уверено в том, что США и Великобритания активно готовятся к ядерной войне с Советским Союзом. Перебежчик из КГБ Олег Гордиевский пишет, что глава КГБ Юрий Андропов начал разведывательную операцию под кодовым названием «РЯН», чтобы узнать, когда будет нанесен ожидаемый упреждающий удар. Если бы он получил подтверждение, что удар неизбежен, а он, видимо, был почти уверен в этом, то можно предполагать, что Советы атаковали бы Запад и «осуществили бы свое возмездие первыми». Вот как близка была ядерная война.
Результатом навязчивой идеи Андропова стал резкий подъем активности КГБ, набравшей силу, когда Андропов принял бразды правления после смерти Брежнева в ноябре 1982 года. Андропов требовал, чтобы агенты КГБ в Лондоне посылали в Москву тревожные сигналы, подтверждающие эту теорию, даже если они сами относились к ней скептически. КГБ поощрял «движение за мир» с его демонстрациями против развертывания в Великобритании ракет «Круз» и «Першинг» и, не имея на то особых оснований, приписывал себе заслуги при каждом «выражении прогрессивного мнения».
Агентам КГБ было приказано следить за окнами в зданиях Уайтхолла, чтобы выяснить, какие министры работают допоздна. Они учитывали даты и частоту визитов Маргарет Тэтчер к королеве. Они также должны были докладывать о любом повышении цен на кровь для переливания. Очевидно, они не знали, что английские доноры сдают кровь бесплатно.
Опасное заблуждение КГБ усугублялось риторикой президента США. Например, он просил американцев молиться за тех, кто живет во «мраке тоталитаризма», и называл советских руководителей «носителями зла в современном мире». В марте 1983 года Рейган объявил о своей знаменитой стратегической оборонной инициативе (СОИ), известной также как «звездные войны» и представлявшей собой план создания электронного щита, который прикрыл бы Северную Америку от советских ракет.
Подъем активности КГБ за границей как всегда сопровождался усилением репрессий в собственной стране. 3 марта 1983 года в Киеве была арестована и приговорена к семи годам тюрьмы поэтесса Ирина Ратушинская за то, что она писала «плохие» стихи и «искажала советскую историю». Затем посадили Валерия Сендерова за попытку создания профсоюза. В это время мне, к моему большому удивлению, впервые с 1971 года дали советскую визу. Правда, 18 апреля визу аннулировали. Она была выдана по ошибке.
В вопросе о правах человека единственной точкой соприкосновения Востока и Запада было СБСЕ и Хельсинкское соглашение. Неофициальные советские наблюдатели, следившие за его выполнением, находились в тюрьме, но сам процесс еще не умер, и в начале 1983 года его ход должны были рассматривать на конференции в Мадриде. 10 марта меня командировали туда с двумя коллегами из европейского парламента для участия в дебатах, вселявших слабую надежду на улучшение положения с правами человека в Восточной Европе путем дипломатических переговоров.
СБСЕ охватывало широкий круг вопросов: от военных учений до обмена студентами — но собака была зарыта в том, что оно содержало определенные обещания по правам человека, подписанные Брежневым. Поскольку того уже не было в живых, то все эти проблемы достались его преемнику Андропову, которого по иронии судьбы представлял на Мадридской конференции его сын Игорь Андропов по прозвищу «князь Игорь». Основным оратором с советской стороны, которого я по встречам в Мадриде запомнил лучше других, был Сергей Кондрашов, полковник КГБ и специалист по правам человека, поскольку его обязанностью было их подавлять.