— Десять, — проговорил Вергилий ей в спину. — Десять за оба.
— Что? — остановилась Ксения. — Вы это о чём?
— Вы же интересовались стоимостью услуги, — голос доктора снова стал напоминать карканье. — Десять тысяч. За оба глаза.
Такого издевательства Ксюша вынести уже не могла. Она резко развернулась обратно к столу доктора, уперлась в него ладонями, склонившись так, чтобы нормально видеть лицо собеседника. В упор прошипела:
— Да чтоб вас… — с трудом удержала рвущуюся с губ нецензурщину. — Думаете, можно так запросто над людьми издеваться?! Я, может, и слепая, но не идиотка! Не бывает таких цен! Так что посмеялись и хватит! Пошла я отсюда…
Останавливать Ксению никто не стал. Варфоломей оказался действительно прямо около двери кабинета и, несмотря на протесты девушки, проводил её до самого выхода. Молча.
— Над людьми, может, и нельзя… Эхххх…
Доктор Мортимер печально смотрел вслед несостоявшейся пациентке.
— Только вот кто же ты такая, Ксения Крестова? — и добавил громче: — Варфоломей! Найди её и сделай так, чтобы она вернулась к нам в клинику.
Глава 3
Эдик. С другой стороны
Он падал в угольно-чёрную пустоту, наполненную болью и оглушающей тишиной. Даже скорее не падал, а тонул в тёмном водовороте, не в силах вздохнуть, закричать, открыть глаза. Да и что значит открыть глаза, если ты не чувствуешь ни одной части своего собственного тела?
Стоп. Что значит «не чувствует»? А откуда тогда боль? Если уж ничего, то ничего, а боль не может быть просто так, она непременно базируется в ноге там или в руке, или в голове. Не может быть так, чтобы просто болело всё вокруг!
И словно в ответ на сию протестующую мысль падение сквозь ничто резко прекратилось. Эдик ощутил толчок в спину, как будто упал на упругую, мягкую подушку.
— Ой, — громко вырвалось из лёгких.
Парень лежал в снегу, но видать недолгое время провёл без сознания, потому что холодно не было ничуть. Только в рукава набились снежинки и теперь противно таяли внутри. Эдик поднялся на ноги, чувствуя, что руки-ноги немного затекли, как-то неуверенно слушаются распоряжений мозга. То, что произошло до обморока, помнилось смутно. Вроде домой шёл. Так почему не дома? Да и в принципе — где это он очнулся?
Вокруг стояла ночь, скудный лунный свет отражался от белоснежного снега, и всё вокруг выглядело страничкой из графического романа в стиле нуар. Черное, белое и серое, с резкими тенями и границами. Буквально на расстоянии вытянутой руки Эдик увидел чугунные ворота с затейливыми завитками.
И вспомнил. До леденящего ужаса, скрутившего все внутренности. Непроизвольно охлопывая себя ладонями, парень искал дыру в груди, которая должна была остаться от арматурины. Куртка на груди (и насколько он мог понять, на спине тоже) торчала заскорузлыми лохмотьями. Кстати, вон тот самый металлический прут из сугроба торчит, а вокруг снег залит чем-то тёмным. Голову Эдика повело, он тяжело опёрся на ворота, и его вывернуло с болезненными судорогами. Однако никаких иных неприятных ощущений в себе Эдик не замечал, ни боли в груди, ни кровотечения, ничего. Головокружение явно было вызвано нервами, а не потерей крови.
Рядом послышалось поскуливание, и Эдику в плечо ткнулось что-то.
— Страж? — севшим голосом произнёс парень, не торопясь оборачиваться. В памяти слишком живо всплыла картинка несущегося сквозь зимнюю ночь огромного монстра с крыльями тьмы за плечами.